Из здания участка по полю глухо зарокотал «максим». Массивный пулемёт, служивший русской армии ещё с японской войны, заметно устарел к 41-му году. Большой вес ограничивает манёвренность расчёта, а громоздкий щиток становится отличным ориентиром для миномётчиков и танкистов. Но сейчас неплохая скорострельность, высокая кучность боя и прицельность дают полицаям значительное преимущество, а щиток неплохо защищает расчёт от винтовочных пуль «Дягтерёва».
Стрельба сзади усиливается. Меня спасает то, что при броске я забежал дальше ворот и, открыв огонь по немцам, фактически вёл его в сторону засевших за углом подрывников. Спешащие на подмогу к комендачам украинцы и эсэсовцы пока приняли меня за своего. Однако к участку сбегается человек сорок, не меньше, и через пару минут они сумеют меня разглядеть.
В конце улицы показался «хорьх». Не справился с задачей Миха. «Ну, вот и всё», – проносится в голове, пока я нащупываю за пазухой последнюю гранату, М-39.
Сейчас подпущу их поближе, два выстрела, и сразу бросить «яйцо», иначе прошьют пулями.
Мои слова о смерти сбываются. Первое отделение уже ничего не решит: даже если бойцы прорвутся, их просто задавят шестикратным превосходством.
Прощайте, родные мои…
Отрываю асбестовый шарик и приподнимаю ствол «маузера», наводя на ближнего ко мне украинца.
Несколько выстрелов стучат слитным залпом из-за спины. «Мой» и ещё несколько человек падают, остальные залегают и стреляют в ответ. Взрыв «колотушки» обрывает рокот «максима».
Бросаю «яйцо» вперёд и откатываюсь за труп караульного. Жаль, не «лимонка», та жахает крепко. Перезаряжаю пистолет.
Вот теперь вы меня сразу не возьмёте.
Отделение прорвалось, метким огнём отгоняя врага. Кто-то из бойцов подбежал к телу Ильи. Подхватил автомат, он в одной длинной очереди высадил остаток рожка по наползающему «хорьху».
Может, и зря: у пулемёта в башне никого нет. Видимо, Миха всё-таки нормально отстрелялся, просто механа мои снайперы никак не могли взять.
В глубине здания участка раздаются бешеные крики и выстрелы. Оборачиваюсь. Немцы и полицаи пропадают из окон, стрельба в доме усиливается. Несколько комендачей бросаются к крыльцу, но уже на пороге их встречает автоматная очередь.
Пальба в участке обрывается, но несколько секунд спустя из окон начинают стрелять по скопившимся во дворе «бобикам» и фрицам.
– Все во двор!!!
Я истошно кричу, понимая, что у нас появился шанс. Это понимают и бойцы отделения, по двое перебрасывая через ограду первую тройку «десантников». В два переката оказавшись рядом с воротами, несколько раз стреляю по хорошо освещённым бойцам противника.
Одновременно из дверей и окон участка плотной толпой вырывается десятка полтора мужиков, по-звериному дико ревя. Человек семь падает под пулями, но оставшиеся добегают до врага. В то же время из участка выбегает вторая волна заключённых…
Я врываюсь в круговерть кровавой схватки. Половина заключённых вообще не вооружена, но их это не останавливает: похоже, мужики прекрасно знали, что каратели творят в селе. Ненависть отцов и мужей столь велика, что даже получив смертельные ранения, они всё равно бросаются на врага.
Двумя выстрелами свалив развернувшихся ко мне полицаев, я с разбега врезаюсь в живот дюжего немца, направившего на меня карабин. Уперев ствол «маузера» в объёмное пузо противника, дважды жму на спуск.
Поднимаю голову. Прямо передо мной «бобик» в упор стреляет в заключённого, но пропускает удар топора сбоку. Кровь бьёт жутким фонтаном из наполовину разваленной шеи.
Пожилой уже немец заученно колет штыком, вонзая его в живот противника. Но бородатый мужик, оскалив в ужасной гримасе лицо, хватается за ствол карабина и не даёт врагу выдернуть штык. Секунду спустя череп немца крушат страшным ударом приклада.
Свалив противника на землю, кто-то из сельчан со звериным воем душит врага. Через секунду раздаётся противный хруст сломанного кадыка.
Пара «бобиков» пытается поднять руки и попросить пощады. Тщетно: их мгновенно закалывают штыками.
Все это я отмечаю краем сознания. В голове уже предательски шумит; понимая, что не смогу провести этот бой (да и вряд ли бы смог), бегу в управление.
Как я и ожидал, МГ-34 обнаружился у окна, расположенного напротив входа во двор. Пулемётчик пытался развернуть грозное оружие в глубину дома, но, получив несколько выстрелов в упор, свалился на пол, закрыв «машингевер» телом.
Пулемёт в порядке. Подхватив запасную «улитку», спешу к торцевому окну.
Кажется, вовремя: украинцы подобрались к ограде практически в упор, их прикрывает огонь «хорьха». Видимо, среди «интернационалистов» нашёлся пулемётчик или к МГ встал сам механ. Не столь и важно.
Ловлю в прицел голову противника и плавно тяну за спуск. Но пулемёт с силой дёргает, практически вырвав из рук: я недооценил потерю крови и общую слабость. Веер пуль ударил по броне значительно ниже, а вот враг сразу заметил опасность и развернул МГ в мою сторону.
Стиснув зубы, я со всей силы сжал пулемёт, крепко уперев приклад в плечо. Тяну за спуск.
Отдачи я уже не почувствовал. Прежде, чем моё сознание поглотила тьма, я увидел веер светлячков, устремившихся ко мне от раструба вражеского «машингевера»…
14 сентября 1944 года
…– Иногда исход боя может решить случайность. Или выбор одного человека, причём рядового его участника.
Так сложилось, что в двойку полицаев, служащих в селе, попали братья. И у старшего брата была подруга, отвечавшая тому взаимностью. Когда каратели пришли и начали приставать к женщинам, старший брат вступился за девушку. Началась перепалка, полицай ударил хохла, распускавшего руки. Украинцы ответили из винтовок.
Младший поспел только к шапочному разбору, брат истёк кровью на его глазах. Командир полицаев, довольно неплохо относящийся к подчинённым, удержал мальчишку от глупости, отправив в участок и заперев его в подвале с заключёнными.
Только вот парень, земля ему пухом, видимо, многое передумал, пока сидел с кричащими и плачущими мужиками. Многие из них почувствовали недоброе, когда их сгоняли в участок, но ведь не с голыми же руками бросаться на пулемёты! Вот только отчаянные крики любимых убедили мужиков в обратном. Уж лучше умереть, пытаясь сделать хоть что-то, чем знать, что твоих родных убивают, а ты никак не можешь им помочь…
А что думал тот парень? Что он думал и чувствовал, когда перед глазами стояло тело истекающего кровью брата, а крики сельчан сливались в голове с криками зазнобы старшего?
Но что бы Женя ни надумал (я после узнал имя), с ним дежурили ещё два «бобика», а наверху в здании управления и во дворе находилось не меньше пятидесяти полицаев и комендачей.
Ситуация изменилась, когда мы начали атаку. Мужики заорали, попытались выломать решётки, дежурящие полицаи начали стрелять. В тот миг Женя сделал окончательный выбор. Одного сослуживца он ударил ножом, второго застрелил, вот только и «бобик» успел выстрелить. Евгений всё же нашёл в себе силы открыть камеры, прежде чем истёк кровью: разрывная пуля ударила в живот.
