До того как занять пост начальника медицинской службы Четыреста тринадцатой, Риордан серьезно интересовался психологией раненых, прежде всего посттравматическими синдромами. Он понял, что даже сейчас, утопая в душевных страданиях и чувстве вины, хочет выяснить, как отреагировал бы на подобный шок этот Ультрамарин. Стал бы Цицер неуверенным в себе бойцом, мучающимся над любым решением? Или гиперкомпенсация
[14] вынуждала бы его совершать бесцельно дерзкие подвиги? А может, генетически улучшенная психика Астартес справилась бы с травмой так же непринужденно, как его физиология — с телесными ранами?
Сняв трость с вешалки, Тулл заковылял навстречу громадному воину.
— Должно быть, сэр, вы читаете мои мысли. Я как раз хотел попросить кого-нибудь отыскать вас.
Легионер слегка развел руки, словно он служил Риордану, а не наоборот:
— Чем тебе помочь, Тулл?
Военврача охватил благоговейный трепет оттого, что повелитель Ультрамаринов обратился к нему по имени. Это чувство врезалось, словно таран, в стену усталости, окружающую разум военврача, но не пробило ее до конца.
— У нас заканчиваются болеутоляющие. Люди, лежащие здесь, пожертвовали собой ради Крестового похода. Пусть мы не в силах предложить им ничего лучшего, чем избавление от мук в последние часы жизни, мне думается, что хотя бы это они заслужили.
— Я посмотрю, что можно сделать, — ответил Цицер.
Риордан искренне поверил магистру ордена, поскольку не сомневался ни в одном его слове.
— Как Амар, поправляется? — спросил Тулл.
При упоминании этого имени легионер стиснул челюсти:
— Тренирует оставшихся у нас бойцов. Никогда не видел его таким целеустремленным.
Начальник медслужбы изумленно покачал головой. Последний раз, когда он наблюдал за Интепом Амаром, библиарий излучал такую мощную радиацию, что лечивший его апотекарий Тысячи Сынов не решался даже прикасаться к броне товарища, чтобы снять ее. Одно то, что псайкер выжил в атомном огне, было чудом. То, что Интеп уже встал на ноги и, судя по всему, готов сражаться, заставило Риордана усомниться во всех своих скромных познаниях о биологии космодесантников.
— Мы одинаково хорошо наносим удары и выдерживаем их, — угрюмо произнес Цицер, давая понять, что тема Амара закрыта. Впрочем, рано или поздно Туллу придется вернуться к ней — желательно до того, как магистр ордена снова поведет в битву солдат, не таких неуязвимых, как Интеп.
Ультрамарин повернулся к офицеру на койке:
— Полковник Ибран Гриппе, смешанная пехота, Пятый Галилейский?
Риордан кивнул:
— Он находился в пятнадцати километрах от эпицентра. Один из везунчиков.
— Я ищу старшего по чину офицера Армии, — пояснил Цицер.
— Здесь вы его не найдете. Ибран комиссован, хватит с него. Бумаги уже переданы вам в штаб.
— Это твое решение. Но ты неправильно понял меня, подполковник.
Тулл невольно подобрался:
— Ко мне давненько не обращались по званию. Я успел забыть о нем.
Магистр ордена с сожалением взглянул на собеседника:
— Подозреваю, скоро ты к нему снова привыкнешь. Сейчас ты старший действующий офицер в Четыреста тринадцатой.
— Как же нам всем не повезло…
Цицер вскинул бровь.
Вздохнув, Риордан потер глаза:
— Просто устал. Итак, вы нашли нужного офицера, чего же вам от него надо?
— Ты что, не слышал?
— О чем?
Ультрамарин вновь оглядел занятые койки:
— Да, полагаю, не слышал.
— Так о чем?
— Прибыли подкрепления, Тулл.
Риордан едва удержался от недоверчивого смешка:
— Прошло всего четыре дня. Как Двенадцатой удалось так быстро добраться сюда?
— Это не Двенадцатая, а Железные Руки. — Цицер еще заметнее помрачнел. — С ними Феррус Манус.
5
Трон из медузийского железа, черный, словно сланец, запорошенный снегом, мог бы сравниться суровостью с десятью годами одиночества в промерзших теневых землях. Как и все творения прнмарха, он был прекрасен. Высокая спинка из металлических жгутов, сплетенных вручную, подлокотники, украшенные резьбой, толстые брусья из темного железа с гравировкой в виде серебряных чешуй, перевивающиеся, будто змеи… Основанием ножек служили ступни дредноута. Если бы сиденье занял рядовой космодесантник (а Феррус Манус считал таковыми всех Астартес), он показался бы смешным и нелепым — ребенком на престоле Горгона. Он подходил лишь одному существу во Вселенной. Тому, что сейчас восседало на высоком троне в мрачных раздумьях, словно божество над полным изъянов мирозданием.
Примарх поднял взор, и Амар, библиарий Тысячи Сынов, отшатнулся, как от удара. Псайкер казался призраком в кроваво-красном плаще. Его испещренное волдырями лицо почернело в нескольких местах, один глаз помутнел, словно зрачок и радужку выжгли прометиевой горелкой. Разум псионика, впрочем, непрерывно и грозно давил на череп Мануса.
— Тебя прислали сюда обсудить капитуляцию Гардинаала, верно?
— Их подчинение нам, господин примарх.
Феррус не обратил внимания на поправку:
— Мне сказали, что переговоры продлились меньше суток.
— Гардинаальцев не интересовало мирное решение.
— В исходном донесении магистра ордена Цицера говорится иное.
Манус повернулся к Ультрамарину.
В отличие от многих своих братьев, Феррус никогда не пытался объединять людей или наводить порядок на беспокойных планетах. Безжалостные миры рождали жестких бойцов, а жесткие повелители — еще более упорных воинов, жадных до малейшей похвалы, нехотя изрекаемой свыше, и вечно опасающихся неудач, которыми могли бы навлечь на себя гнев Мануса. К его огорчению, Улан Цицер не поддался на провокацию.
— Честно говоря, господин, я не сидел с ними за одним столом, как Амар. Он доложил, что гардинаальцы использовали переговоры в качестве уловки — надеялись добиться уступок эзотерическими методами. Мы должны верить Интепу на слово.
— Тогда я так и поступлю.
Дорн ошибался, считая Ферруса безрассудным воякой. Вспомнив, как строгий брат однажды имел наглость упрекнуть его за какую-то мнимую несдержанность — в присутствии воинов обоих легионов, да еще и на командном мостике самого Мануса, — он разъярился так, словно Рогал сейчас находился в зале. Примарх ощутил, что его руки раздуваются: металл нагревался от его гнева.
