— Всю жизнь езжу на мокрых винных бурдюках! — разозлился Одиссей, вновь атакуя поплавок и так же успешно с него сваливаясь.
Гектор и Пентесилея, наблюдая за ним, против воли стали смеяться, в душе понимая, как нелеп их смех, но не имея сил подавить его. Когда в конце концов Одиссею удалось оседлать поплавок, тот так раскачался, что завертелся в разные стороны, и ахейский герой, дабы удержаться, отчаянно замахал руками, бранясь самыми крепкими словами. Тут уже расхохотался и Ахилл. Наконец, продолжая ругаться, сам Одиссей тоже разразился смехом. Они хохотали, как сумасшедшие, давясь попадавшей в рот солёной водой, ногами вздымая фонтаны брызг и чувствуя, что могут досмеяться до обморока.
Одиссея сменил на поплавке Гектор, и бурдюк почти потонул, потому что троянец был куда крупнее итакийца. Ему, однако, удалось не упасть и кое-как утвердиться на скользком пузыре, но при этом у него была самая нелепая поза и самое дикое выражение лица, а потому трое его спутников вновь захохотали, и тут уж Одиссей дал себе волю, придумывая всяческие язвительные шутки и сравнения, на что царь Трои и не подумал обижаться — ему хотелось одного: не свалиться с крутящегося под ним бурдюка!
Так продолжалось несколько часов, и в конце концов все четверо изрядно устали. Прилагая массу усилий, они, по крайней мере, не замёрзли, тем более что день был жаркий и вода быстро прогрелась после шторма. Наконец путешественники решили: нужно какое-то время передохнуть и, чтобы поддержать силы, выпили ещё по паре глотков воды из фляги амазонки. Всем четверым уже очень сильно хотелось есть, но никто об этом не заговаривал, понимая, что пищу взять неоткуда.
Ветер оставался очень слаб, и волны почти не выделялись на светло-зелёной, пропитанной солнцем поверхности моря. Небо было ярким и высоким, таким высоким, что казалось, будто оно притягивает и манит вверх. Люди хотели бы оторваться от поверхности воды и взлететь в тёплую солнечную высоту, но летать они не умели.
Прошло какое-то время, и путешественникам вновь пришлось начать упражнения с поплавком, чтобы предотвратить озноб и не дать телу остыть. Всем троим мужчинам по-прежнему было нелегко сохранять равновесие на крошечной поверхности почти целиком побуженного в воду бурдюка, однако теперь они почти не смеялись — силы у всех кончались, и по мере того как солнце опускалось к горизонту, предвещая наступление сумерек и ночи, скитальцам делалось всё тревожнее. Они отлично понимали, как трудно им будет пережить эту ночь и насколько вероятно, что следующий день окажется для них последним.
— Если мы дотянем до утра, — сказал Ахилл жене, — то ты всё же позови утром дельфинов. Ты ведь скорее всего сумеешь справиться с каким-нибудь из них и уплыть на нём. Есть ведь надежда, что он принесёт тебя к земле. Попробуй.
Она покачай головой:
— Мы решили больше не расставаться, Ахилл. И мы не расстанемся. Раз Тот, кому мы молимся, спасал нас столько раз в самых безнадёжных случаях, то Он может это сделать и сейчас. Ты молишься?
— Молюсь, — ответил герой. — Знаю, что и ты тоже. И Гектор. Ладно, пусть всё будет по Его воле.
— Не знаю, кому вы там молитесь, какому из богов, — вмешался Одиссей, — но, думаю, раз Он вам уже не однажды помогал, то и впрямь может помочь ещё разочек. По Его воле, так по Его воле!
— Как вовремя ты это сказал! — воскликнула Пентесилея, в это самое время сменившая Одиссея на кожаном поплавке. — Или я схожу с ума, или чудо, о котором мы просим, Бог нам уже послал... Все смотрите туда! Вон туда! Корабль! Корабль!!!
Глава 11
Все по очереди, на этот раз с невероятной ловкостью, взобрались на спасительный бурдюк, чтобы увидеть посланное им чудо. Да, ровный светлый квадратик в синем пространстве между морем и небом мог быть только парусом корабля.
— Он приближается! — воскликнул, всмотревшись, Гектор. — Он идёт в нашем направлении! Пентесилея, ты лучше всех держишься на этой штуке — поэтому наблюдателем будешь ты. Меняемся местами.
— А по-моему, это неразумно, брат, — возразила амазонка. — Ты в два с лишним раза больше меня, тебя будет виднее издали. Держись, сколько сможешь. Или пускай Ахилл тебя сменит — он такой же большой.
— Да они нас увидят не раньше, чем через полчаса, даже если идут и на парусе, и на вёслах! — заметил Ахилл. — Мы-то их ещё едва видим. Лучше подумаем, не стоит ли оставить поплавок и плыть им навстречу.
— Поплавок оставлять нельзя — нас на нём могут заметить куда скорее, чем просто наши торчащие из воды головы, — решительно сказал Гектор. — И потом, если сейчас отделиться от поплавка, то мы перестанем видеть корабль. Вам там, внизу, его видно?
— Нет! — за всех ответил Одиссей.
— Так куда же мы поплывём? В любом случае нужно выждать, пока корабль окажется ближе. И молиться, чтобы он не изменил направления.
На это никто ничего не ответил. Все трое думали о том же самом, и у всех в голове была одна и та же мысль, от которой перехватывало дыхание: «А что, если он свернёт?!»
Трудно сказать, сколько прошло времени, и корабль показался яснее. Тем, кто был не на поплавке, а в воде, стал виден его белый, упруго выгнутый парус, Гектор, смотревший с возвышения, различил тёмную черту корпуса, судя по всему, длинного, окаймлённого белыми искрами пены — это означало, что вёсла гребцов работают во всю силу.
— Может, и вправду теперь поплыть им навстречу? — произнёс царь Трои, с напряжением следивший за судном. — Если ещё какое-то время он сохранит направление, стоит попробовать.
— Парус! — хрипло вскрикнул в это время Ахилл. — Они разворачивают парус! Значит, собираются плыть в другую сторону!
— О, Артемида-дева, только не это! — вырвалось у Пентесилеи.
— Это проделки коварного Посейдона! — скрипнув зубами, сказал Одиссей. — За что-то он нас всех невзлюбил, чтоб у него за это все жертвенники попадали! Я кощунствую, да, но это уже слишком! Это уже сверх всякой меры, слышишь, ты, повелитель морских глубин, обидчивый гордец, которому всегда кажется, что его недостаточно почитают?! Что мы тебе сделали, мокрая твоя душа?! За что ты так упорно хочешь добить нас?! Или тебе мало смертей?! Во всех войнах не гибнет столько людей, сколько пожирает твоя ненасытная бездна!
Ни троянцы, ни амазонка не пытались остановить этот поток брани. В эти мгновения выдержка изменила не только Одиссею. Все четверо неотрывно смотрели в одну сторону.
Теперь стало ясно видно, что парус на судне принял другое положение, и оно направилось в сторону, так, что уже не могло пройти близко от четверых скитальцев, спасающихся на маленьком поплавке. И скорее всего их едва ли могли заметить и услышать.
— Надо плыть! — крикнул Ахилл. — Будь, что будет. Я попытаюсь догнать их, а вы пока держитесь за поплавок.
— Стой! — крикнула Пентесилея. — Плыть надо, но не так. Так не догонишь. Я уже дунула в раковину, и вон уже плывут «кони». Теперь только бы достать одного из них!
