— Хорошо, что мы оставили Тарка внизу — охранять коней! — засмеялся Ахилл. — Он бы не устоял перед такой красавицей.
Герой почти закончил свой рассказ и заговорил о самых последних событиях, происшедших недавно в Эпире. Пентесилея, хотя и знала всё не хуже мужа, слушала почти с тем же вниманием, что и его старый учитель.
Когда рассказчик умолк, на какое-то время стало тихо. Только потрескивал жарче разгоревшийся очаг, да повизгивала рыжая Лима, возясь с большой костью, ещё горячей, но от того тем более вкусной.
В пещере стемнело — лишь рыжий круг, обрисованный огнём очага, выделялся в густом сумраке. Высокие своды стали невидимы, и под ними послышались шорохи и попискивание — это просыпались летучие мыши.
— Вам пора, — Хирон глянул на одно из верхних отверстий пещеры — оно было совсем чёрным, и в его черноте начали проступать звёзды. — Если вы оставили коней там, внизу, под охраной одной лишь собаки, то лучше не рисковать. Да и ехать до ближайшего селения верхом не меньше часа, а скоро ночь.
— Не беспокойся, учитель, — Ахилл на всякий случай вслушался и спокойно откинулся на лежанке. — Тарк не подпустит к лошадям и целую стаю волков. Это не простая собака. А мы, если позволишь, переночуем у тебя, а утром отправимся назад, в Эпир. Ехать-то дней пять, не меньше, при том, что мы будем делать лишь самые короткие остановки. Мой брат Гектор ждёт нас, чтобы тотчас отплыть к берегам Трои.
Старик улыбнулся, и его голубые глаза, за эти годы ставшие ещё светлее, тоже заулыбались.
— Я буду только рад, если вы останетесь. Собственно говоря, я на это надеялся. Но у меня всего две лежанки, наши с тобой, Ахилл. Значит, кто-то ляжет на пол.
— Я! — тотчас заявила Пентесилея. — И не на пол, а на землю. Я возьму пару этих волчьих шкур и пойду ночевать туда, вниз. Тарк — отличный сторож, но лошадям всё же спокойнее, когда рядом человек. А вам двоим, мне кажется, будет о чём ещё поговорить.
— Больше всего меня тревожило, — задумчиво произнёс старый отшельник, провожая глазами амазонку, — больше всего меня тревожило, когда я думал о тебе, мой мальчик, вовсе не то, что тебе очень трудно будет остаться в живых в этом мире. Меня тревожило, что тебе, такому чистому и такому пылкому, едва ли удастся найти женщину, которая станет твоей. Ты один из немногих мужчин, кому нужно то, чего у обычных женщин просто нет: способность тебя понять. Ты прав — великий и единственный Бог, наверное, любит тебя.
— Учитель! — Ахилл говорил, не поворачиваясь, аккуратно расстилая пушистый мех на лежанке. — Послушай, я знаю, ты привык жить один, но... Раз ты чувствуешь, что твоя жизнь близится к концу, может, лучше будет встретить последний час среди людей? Почему тебе не поехать со мной в Трою, к моим родным? Если ты хочешь уединения, то поверь, мы сможем тебе устроить всё так, как ты пожелаешь — хоть ту же пещеру, но вблизи города. А мы будем приходить к тебе, только когда ты того захочешь.
Герой не видел старика, но почему-то понял: слушая его, тот качает головой и улыбается.
— Я знал, что ты меня позовёшь. Но ведь и ты знаешь, что я откажусь!
Ахилл обернулся.
— Знаю. Но почему?
— Мальчик! Я ушёл от людей пятьдесят с лишним лет назад и дал себе слово, что не вернусь. Потому что так надо моей душе.
— Не понимаю...
— Я расскажу тебе, Ахилл, расскажу, — старик вновь улыбнулся. — Ты так похож на меня! Был похож. Ты шёл той же дорогой, что и я когда-то. Тебе было так же много дано. Ты так же рано стал знаменит и так же рано во всём усомнился. Но ты всё-таки успел вовремя понять, как опасно верить только себе. А я когда-то не успел! Я сделал слишком много зла, слишком много добра, слишком много того, что даёт на земле славу. И всё не мог остановиться. Я верил в своё могущество. Потом потерял всё — близких, друзей, любовь к жизни. К счастью, я не поступил самонадеянно и глупо, как поступают почти все разочаровавшиеся. Я себя не убил. Но отказался от своего имени, от всего, что связывало меня с прежней жизнью, и стал странником. Обошёл всю Ойкумену, побывал и в таких краях, о которых сейчас никто ничего не знает. Странствовал, учился, познавал. Потом понял, что должен совсем исчезнуть, чтобы не только меня забыли в этом мире, но и я смог его забыть, не получилось! Время не помогает забыть, просто даёт возможность лучше понять прошлое. Знаниями и мудростью, что я накопил за сорок лет странствий, я поделился, пожалуй, только с тобой. У меня и до тебя были ученики, но они приходили за другим... Ты один захотел узнать о тайнах добра и зла, о силе и слабости, о Боге. Поэтому я верил, что ты уцелеешь в этом страшном мире.
Отшельник смотрел на Ахилла с такой нежностью, какой тот никогда прежде не видел, и это испугало героя. Он хотел прервать речь учителя, но Хирон не дал ему заговорить.
— Постой, мальчик, прежде ты был учтив и не перебивал меня. Сейчас ты хочешь, чтобы я снова жил рядом с людьми, не стоит. Мне легче будет остаться здесь. А юный Лисипп, надеюсь, позаботится о моём погребении.
Молодой человек пристально вгляделся в тёмное от вечного загара, обточенное всеми ветрами земли лицо учителя.
— Хирон, послушай! — голос героя против воли дрогнул. — Я не сделаю ничего, чего бы ты не захотел. Но раз ты так мне доверяешь, доверься мне до конца. Скажи мне, кто ты? Я никому не открою.
Отшельник усмехнулся.
— Можешь открыть. Я действительно скоро умру. А чтобы у тебя не возникло сомнений, пойдём, я кое-что покажу тебе.
Тяжело навалившись на посох, он поднялся с лежанки, взял один из лежавших в углу факелов и, сунув смолистую головку в очаг, зажёг его.
Они прошли вглубь основного коридора, к дальней пещере, но, не дойдя до неё, свернули и двинулись по боковому коридору. Ахилл помнил, что в конце его есть ещё один, небольшой грот. Становилось всё холоднее, со сводов канала вода, летучие мыши, испуганные светом факела, метались под потолком прохода, иногда чиркая крыльями по плечам и лицам идущих.
— Вот.
Гротом боковой коридор завершался, дальше пути не было. У каменной стены лежал, вдавившись в неё, громадных размеров камень. Когда-то, рассматривая глыбу, Ахилл подумал, что она не из этой пещеры: по цвету она отличалась от стен. Скорее это был один из валунов с верхнего плато. Но кто бы сумел притащить его сюда?
— Да, — засмеялся Хирон, — этот камешек не отсюда. Это я его принёс, когда поселился в пещере и захотел спрятать кое-какие свои сокровища. Я бы, может, и прежде их тебе показал, да вот беда: мне уже лет сорок не сдвинуть камень с места — силы не те. И ты семнадцать лет назад его не своротил бы. А вот теперь, прошу тебя, отодвинь его.
Ахилл осмотрел камень, оценивая его вес, вздохнул и, обхватив обеими руками холодную глыбу, дёрнул вверх и в сторону. Камень откатился с шумом и грохотом, открывая глубокое тёмное пространство — ещё один грот.
— Ну и сила была у тебя, учитель! — воскликнул молодой человек. — Я бы, может, и не дотащил этот камешек от самого плато. Выходит, ты был ещё сильнее меня!
