— Наверняка сама придумала, — заметила Пентесилея. — Авлона всегда очень любила летать и всегда только и думала, что о путешествиях по воздуху. Когда была маленькая, очень огорчалась, думая, что вырастет и орлы уже не смогут её поднимать.
Ахилл покачал головой:
— Она могла погибнуть... При такой силе ветра её могло или унести прямо в море, или расшибить о скалы. Что мы теперь будем делать, Гектор? Искать Гелена и его разбойников?
Царь Трои отпустил сухое резкое ругательство — Ахилл едва ли не впервые услыхал, чтобы его брат так ругался.
— Подождут! — бросил затем Гектор. — В море ещё бушует шторм, и если они осмелились отчалить, то нам будет с ними только меньше хлопот. А искать мы станем Авлону. Брат, прикажи поло вине воинов остаться здесь для охраны дворца. Остальные пойдут с нами назад, к бухте. Нужно будет осмотреть берег и сверху, и внизу, по береговой полосе. Если девушку сбросило в море, она могла выплыть. Эфра, Феникс, вы уверены, что её несло к морю, а не в обратную сторону? Ветер менялся несколько раз.
— В то время как она прыгнула с башни, тучи неслись в сторону моря, — сказал старик. — Её подхватило и понесло, точно бабочку! Вот горе-то! Неужто бедная девочка разбилась?
— Не отчаивайся, мой добрый Феникс! — Ахилл нагнулся, поднял посох, который перед тем уронил его учитель, и ласково вложил в его дрожащую руку. — Мы все, кого ты здесь видишь, мертвы уже не по одному разу. И если Гектор с Одиссеем умирали не до конца, то я и моя жена были мертвы по-настоящему. Да, я же не сказал тебе, что я женился! Просто не успел. Это моя жена Пентесилея, царица амазонок. И приёмная мать Авлоны, которая тоже вместе с нами не раз бывала на самом-самом краешке, но оставалась жива. Я знаю, что она жива и сейчас.
— Знаешь? — с надеждой глянула на мужа амазонка. — А как знаешь? Просто так думаешь, или это снова проявляется твоя... способность чувствовать на расстоянии?
— Я не раз и не два говорил, что не знаю, как это происходит. Но сейчас это именно то самое ощущение. Авлона жива.
Глава 12
Понаблюдав за стремительным движением облаков, кормчий Филипп решительно махнул рукой оставшимся на берегу гребцам и воинам:
— Оставьте-ка свою трапезу! Буря идёт очень сильная, такой я, пожалуй, не ждал. А корабли у нас вытащены на берег наполовину, наш, эпирский, и вовсе только носом въехал на гальку. Ветер будет и с той стороны, и с этой, я видывал такие мечущиеся ураганы. Смерч может возникнуть, а это уж будет сквернее некуда! Если корабли снесёт в море, от них только щепки останутся. Надо вытолкать их на берег целиком и обложить для верности камнями. С мачт убрать паруса. Да, да, совсем убрать, свёрнутые, они всё равно парусят, и мачты могут сломаться. Давайте-ка за дело — пусть у меня вырастет рыбий хвост, если через полчаса буря не начнётся... А может, и скорее. Да, и костры погасите. Они далеко от кораблей, но ветер иной раз несёт огонь и дальше.
Взобравшись на борт корабля, на котором находились Неоптолем, Андромаха и Астианакс, кормчий почтительно, но твёрдо проговорил:
— Царь, нам придётся затаскивать корабль глубже на берег. Прости, если мы причиним тебе неудобство. А госпожу царицу и наследника я прошу сойти — нас мало, а корабль тяжёл. Не гневайтесь.
— Никто и не гневается, — Неоптолем привстал на локте и мысленно оценил высоту корабельного борта. — И отчего ты, Филипп, просишь сойти только царицу и Астианакса? Я тоже сойду.
— Пожалуй, лучше нам тебя вынести, — возразил кормчий. — Эй, воины, сюда!
— Да при чём здесь воины! — уже резко оборвал юноша. — Сам справлюсь. После этого зелья, которым меня напоил отец, я и боли-то не чувствую. Астианакс, ну-ка, дай мне хитон. Вот так. Только последи, чтобы мама не очень испугалась, когда увидит, что со мной произошло.
С этими словами Неоптолем ухватился одной рукой за свесившийся с мачты канат, подтянулся на нём, добрался до борта и затем, опершись на борт обеими руками, ловко перебросил через него своё тело и под дружный приветственный вопль столпившихся вокруг гребцов спрыгнул вниз, сумев встать на здоровую ногу. Правда, его тут же замутило от приступа боли и слабости, однако он ухитрился никому этого не показать.
— Ну? Что вы так смотрите? Найдёт мне кто-нибудь палку, или самому поискать? Хорошо бы с развилкой, чтобы опереться плечом. Мне пришлось долго лежать, и я с удовольствием пройдусь, пока обещанная Филиппом буря ещё не началась.
— А лучше сразу отойти поближе к берегу, — посоветовал кормчий. — Вон к тому монолитному выступу. Судя по всему, ни лавины, ни потоки с гор ни разу не спускались по этой глыбе, значит, в случае чего она нас защитит. И едва ли сама обрушится, если только не будет землетрясения. Там к тому же торчит несколько скал поменьше, и среди них ветер будет не так страшен. Эй, гребцы, живее, живее! Всё лишнее из кораблей вон и за дело!
Астианакс, действительно, сильно возмужал за прошедший год и за те несколько дней испытаний, которые ему пришлось пережить. Неоптолем боялся, что мальчик ахнет и разрыдается, увидев его увечье, но царевич не дрогнул. Если слёзы и появились в его глазах, он не дал им вылиться.
— Вот палка, возьми!
И он протянул Неоптолему шест с развилкой, на котором только что крепился чан для приготовления обеда. Как ни крепко его вбили в мелкую гальку, мальчик сумел расшатать и выдернуть палку.
— А другой рукой можешь опереться на моё плечо, — сказал он, подходя к Неоптолему. — Я выдержу, не думай!
Андромаха, глядя на них, улыбнулась. Её поразило, как в сыновьях Ахилла и Гектора с новой силой проявилась удивительная, могучая дружба, связавшая меж собой двух братьев задолго до того, как они узнали о своём родстве, ещё тогда, когда им приходилось быть врагами. Неоптолем и Астианакс теперь любили друг друга так же чисто и самоотверженно, и не приходилось сомневаться, что с годами эта дружба станет только прочнее. Даже если они расстанутся.
«А ведь они расстанутся! — с невольной тоской подумала молодая женщина. — Мы уедем с Гектором в Трою, а Неоптолем... Как сумеет он жить со своей бедой, со своим одиночеством? Но ведь и поехать с нами он ни за что не согласится! Великий и всемогущий Бог! Как-нибудь, ну хоть как-нибудь, помоги ему! Прошу Тебя!»
— Идите скорей к берегу! — крикнула она сыну и Неоптолему. — Филипп прав: вон, облака уже клубятся над самой кромкой, и ветер становится всё сильнее А я послежу, чтобы всё самое нужное тоже перенесли подальше от кораблей: не хотелось бы, чтоб пропала аптечка или что-нибудь ещё. Эй, Паламед! — она махнула рукой пленнику, сидевшему на том же месте, под охраной Тарка. — Иди тоже к берегу. Тарк, к берегу! Буря идёт!
— Скрывайтесь под выступом скалы! — напутствовал Филипп. — Ветер сейчас с моря, но он переменится, чтоб у меня жабры появились, если не переменится! И тогда сюда вниз полетят всякие неприятные подарки: сучья, камни, может, целые деревья.
Неоптолем шёл, опираясь на сучковатую палку, и удивлялся тому, что идти таким образом вроде бы и не очень трудно. На плечо Астианакса юноша старался не давить, и мальчик обиделся:
