— У Бонни там радость — полная комната копов. Так что помощи от нее ждать не приходится, — сказала Беверли, а потом, на минутку перестав раскладывать сливочный сыр и огурцы, взглянула на пакет: — Что там?
Фикс предъявил бутылку, и удивленная жена одарила его улыбкой — первой за день, а может быть, и за неделю.
— Когда пошлешь кого-нибудь в магазин, — сказала Уоллис, внезапно проявив интерес к разговору, — скажи, пусть тоник прихватит.
Фикс сказал, что сам сходит за льдом. Супермаркет располагался совсем неподалеку, так что дело было минутное, и инициатива возражений не вызвала. Относительное — по сравнению с тем, что творилось дома, — спокойствие округи, шеренга коттеджей с аккуратными зелеными лужайками, тонкие тени пальм, запах цветущих апельсиновых деревьев — все это отлично сочеталось с успокоительной сигаретой. Брат Том нагнал его, и в дружеском молчании дальше они пошли вместе. Том и Бетти родили уже троих — все девочки, — и жили в Эскондидо, где глава семейства служил в пожарной охране. Фикс мало-помалу уже начинал сознавать, каково это, когда ты становишься старше, обзаводишься детьми и понимаешь, что времени тебе отпущено меньше, чем ты думал. Последний раз братья виделись на Рождество, когда приезжали к родителям и всей семьей ходили к мессе, а до этого — в Эскондидо, на крестинах Эрин. Мимо проехал красный открытый «санбим», и Том сказал: «Такой бы вот». Фикс понимающе кивнул.
В супермаркете купили четыре пакета льда и четыре бутылки тоника. Паренек-кассир спросил, не нужны ли лаймы, и Фикс покачал головой. Чего уж тут — июнь, Лос-Анджелес. Своих девать некуда.
Отправляясь в супермаркет, Фикс не взглянул на часы, но время он чувствовал прекрасно. Как и большинство полицейских. Их с Томом не было минут двадцать, ну, может, двадцать пять. Маловато для разительных перемен, но, когда они вернулись, входная дверь была нараспашку, а во дворе — ни души. Тома это никак не обеспокоило, что было неудивительно. Пожарному все нормально, если дымом не тянет. Народу в доме было еще полно, но стало тише. Перед приходом гостей Фикс включил радио, и только сейчас стала слышна какая-то музыка. По полу столовой дети больше не ползали, но никто вроде не заметил их исчезновения. Все внимание было обращено на открытую дверь кухни, куда братья Китинг и несли лед. Ломер, напарник Фикса, ждал их и мотнул головой, показывая на толпу: «Вы как раз успели».
В кухне, которая перед их уходом и так была набита битком, людей теперь стало втрое больше — в основном мужчин. Тещи нигде не было видно, и малышки тоже. Беверли, с большим ножом в руках, брала из огромной, рассыпающейся по столешнице груды апельсины, рассекала каждый пополам, а двое юристов из окружной прокуратуры — Дик Спенсер и Альберт Казинс, — сняв пиджаки и галстуки, засучив рукава по локоть, крутили эти половинки в двух металлических соковыжималках. Воротнички их расстегнутых сорочек уже потемнели. Раскрасневшиеся и взмокшие, мужчины трудились так, словно от того, сколько апельсинового сока они надавят, зависела безопасность города.
Бонни, сестра Беверли, — теперь готовая помогать по хозяйству — сняла у Спенсера с носа запотевшие очки и протерла их кухонным полотенцем, хотя для такого дела у него где-то в толпе имелась жена. Только тогда Дик увидел Фикса с Томом и потребовал льда.
— Лед! — радостно закричала Бонни. О да, лед. В такую адскую жару «лед» было лучшим словом на свете. Она отшвырнула полотенце, подхватила у Тома оба пакета и кинула в раковину поверх аккуратных оранжевых чашечек — выжатых апельсиновых половинок. Потом взяла пакеты у Фикса. Бонни была главная по льду.
Беверли отложила нож и со словами: «Очень вовремя» — запустила бумажный стаканчик вглубь пластикового пакета, но, явно обуздывая себя, выудила оттуда только три скромных кубика. Смешала поровну джин и апельсиновый сок. Потом приготовила следующую порцию, и другую, и третью. Бумажные стаканчики пошли из рук в руки по кухне и дальше, в комнаты, где их ждали гости.
— Я тоник принес, — сказал Фикс, глядя на второй пакет, оставшийся у него в руках. Ему никак не удавалось отделаться от ощущения, что, пока они с братом ходили в супермаркет и обратно, их обоих куда-то оттеснили.
— Апельсиновый сок лучше, — ответил Альберт Казинс, на несколько секунд оторвавшись от работы, чтобы одним махом проглотить коктейль, смешанный для него Бонни. Она, хоть еще недавно восторгалась полицейскими, теперь отдала свои симпатии двоим прокурорским.
— Сок с водкой хорош, — сказал Фикс.
«Отвертка» — очевидно же.
Однако Казинс только покосился на педанта, и Беверли в тот же миг протянула мужу стаканчик. И, ей-богу, получилось все так слаженно, будто они выработали какой-то тайный код. Фикс взял напиток и взглянул на незваного гостя. У него за спиной стояли трое братьев, орава крепких и умелых парней из департамента полиции Лос-Анджелеса и священник, организовывавший по воскресеньям боксерские матчи для трудных подростков. Любой из вышеперечисленных или все они вместе оказали бы ему содействие по удалению из помещения отдельно взятого помощника прокурора.
— Будь здоров! — негромко сказала Беверли. Прозвучало это не как тост, а как приказ, и Фикс, продолжая думать, что все-таки следовало бы выразить свое недовольство, опрокинул в рот содержимое стаканчика.
Отец Джо Майк сидел на земле, привалившись спиной к стене дома в узкой полоске тени. Стаканчик с джином и соком он поставил себе на колено, обтянутое черными пасторскими брюками. Стаканчик шел уже не то четвертый, не то пятый по счету — Джо Майк точно не помнил, да и незачем было, с такими крохотными порциями. Он пытался мысленно сочинить воскресную проповедь. И собирался рассказать пастве — тем немногим, кого сегодня здесь не было, — что на крестинах у Китингов повторилось чудо о пяти хлебах, но никак не мог удалить из повествования упоминание о спиртном. Сам он, ясное дело, не верил, что стал свидетелем чуда, — да и никто не верил, — но зато он своими глазами увидел великолепный пример того, как во времена Христа чудо это могло быть организовано. Да, Альберт Казинс принес большую бутылку джина — большую, но все же не настолько, чтобы наполнить, да еще и по многу раз, бумажные стаканчики сотни с лишним гостей, кое-кто из которых танцевал сейчас совсем неподалеку. И сколь бы ни был богат урожай с апельсиновых деревьев на заднем дворе, его не хватило бы, чтобы напоить соком такую ораву. Согласно общепринятому мнению, джин не идет с апельсиновым соком, да и кто ждал, что на крестинах дадут выпить? И никто не осудил бы супругов Китинг, если бы они просто убрали бутылку в бар. Однако Фикс отдал ее жене, ну, а жене, которая вконец измучилась, стараясь, чтобы вечер удался на славу, захотелось выпить, а раз так, то сам бог велел всем прочим присоединиться к ней. Как ни крути, Беверли Китинг сотворила чудо. Тот же Альберт Казинс, что принес джин, он и предложил смешать его с соком. Альберт Казинс, который еще две минуты назад сидел рядом и рассказывал преподобному, что сам он из Виргинии и за три года жизни в Лос-Анджелесе так и не привык к изобилию цитрусовых на ветках. Он, Берт, — называйте меня просто Берт — вырос на замороженных концентратах, смешанных с водой и, как стало ему с опозданием известно, не имевших к настоящему апельсиновому соку никакого отношения. А теперь свежевыжатый сок для его детей — такая же обыденность, как для него когда-то молоко. И выжимают они его из апельсинов, которые срывают с деревьев на собственном дворе. И он заметил, какое мускулистое стало предплечье у его жены Терезы от постоянного кручения апельсинов в соковыжималке, потому что дети беспрерывно протягивают кружки и просят еще. Им ничего на свете не надо, кроме апельсинового сока, продолжал Берт. Они запивают им по утрам свои хлопья, жена замораживает им сок в формочках для мороженого и дает на полдник, а по вечерам они с Терезой добавляют его к водке, или джину, или бурбону со льдом. Здешние люди будто не понимают — неважно, что ты льешь в апельсиновый сок, важен лишь апельсиновый сок сам по себе. «Калифорнийцы забыли об этом, потому что избаловались», — сказал Берт.
