— Само собой!
— Беги вон туда, следи за дорогой. Если увидишь на шоссе милицейскую машину, галопом к нам, понял?
— Понял, эта. А куда к вам-то?
— Мы к Хуньке в гости собрались.
— Правильно, эта! — заулыбался Митяй. — А как же Вовка наш? Участковый?
— Участковый не в курсе, — со значением пояснил Пономарь. — Он вообще в город уехал. Понял?
— Сделаем! Вы уж там, эта…
— Давай! — скомандовал отец Димитрий.
И Митяй, лихо заломив кепку, нырнул обратно в проход. Переглянувшись, компания двинулась дальше.
Ворота на Хунькин участок были распахнуты. Перед гаражом стоял белый «Мерседес», вокруг которого суетились двое крепких парней. Один, с ведром шампуня и губкой, натирал блестящие бока, другой поливал машину из шланга. Уже метрах в десяти от них стал ощущаться тяжелый дух куриного помета.
— Эге-гей, уроды! — залихватски прокричал Федор Иваныч.
Пацаны отвлеклись от машины, хмуро уставились на подходящую компанию. Отец Димитрий придержал Иваныча и сам вышел вперед.
— Ребята, подите-ка сюда, — позвал он мойщиков.
— Чего надо? — спросил тот, что с губкой.
— Сюда подойди, — поманил священник.
— Мимо валите, — посоветовал второй, со шлангом.
Отец Димитрий подошел совсем близко и, резко достав из-под шинели дюралевую дубину, двумя выверенными движениями вырубил мужиков. Звякнуло ведро, шланг испуганно забился под машину. Федор Иваныч жестом фокусника размотал сверток, коротко полюбовался узорами на резном ложе, перехватил ружье поудобнее и по-хозяйски шагнул в распахнутые ворота.
Вдоль невысокого сетчатого забора низкорослый узбек меланхолично катил тележку с комбикормом. Толпа кудахтающих кур сопровождала его с той стороны. Узбек периодически останавливался, зачерпывал корм совком и бросал через забор, тогда птицы приходили в неистовство.
— Уважаемый! — крикнул Иваныч, переждав очередной приступ куриной истерики.
Узбек обернулся и сразу же бросил тележку.
— Иди сюда.
Покосившись на дом Хуньки, узбек медленно пошел навстречу гостям, неосознанно выставив перед собой ладони в каком-то успокаивающем жесте.
— Не бойся, — сказал Юрий Григорич. — Мы не за тобой.
— Отпустите? — спросил узбек.
— Кто еще тут есть?
— Гена и Алик. И сам Тарас. Он в доме.
— В гараж заходи и сиди тихо, — велел Юрий Григорич. — Только сначала Гену с Аликом туда затащи. Они перед воротами лежат. Понял?
— Понял.
— Высунешься, пристрелю! — Отец Димитрий продемонстрировал наган.
— Все понял! — горячо заверил узбек.
В этот момент на крыльцо вышел сам Хунько, в секунду оценил обстановку и, выругавшись, скрылся за дверью.
— Начали! — обрадованно закричал Иваныч, беря ружье наперевес.
— Галопом давай! — прикрикнул на узбека Пономарь.
Тот метнулся к воротам и почти сразу вернулся, волоча под мышки одного из парней.
На втором этаже Хунькиного дома распахнулось окно, и из него высунулся хозяин с перекошенным от злости лицом и автоматом Калашникова. Иваныч выстрелил, стекло рядом с Хунькой взорвалось осколками, а сам он тут же исчез из проема.
— Получил, бляжий выкормыш? — задорно спросил Иваныч.
— Суки! Всех перестреляю! — яростно проорал из разбитого окна Хунько.
— А ну, высунься! — предложил дядя Федя.
— У нас точно сотовые не ловят? — спросил Пономарь.
— Тут тебе не Америка, — ответил отец Димитрий.
— Ну давай тогда дверь ломать. Вон джипом можно дернуть.
Из окна ударила слепая очередь, пули застучали по стене курятника. Снова выстрелил Иваныч, раздался треск рамы, вниз посыпался весело искрящийся на солнце стекольный водопад. Птицы, заполошно кудахча, устроили толкотню в дверях курятников. На дереве прокаркала ворона — в ее крике явственно прослушивались одобрительные интонации.
— Конец вам, уроды! — донесся бешеный вопль Хуньки.
— Джип закрыт, а «Мерседес» с ключами, — сказал отец Димитрий. — Они же его за ворота выгоняли.
— Я вас лично похороню, — снова вылетело из окна.
— Ладно, пошли, — кивнул Пономарь.
Солнце растеклось по пустому двору. Куры попрятались, узбек, перетащив коллег в гараж, заперся там изнутри. Одинокая тележка с комбикормом сиротливо торчала, задрав в небо ручки.
Пономарь закурил. Сухо треснул револьверный выстрел — это отец Димитрий не удержался, высадил одно из уцелевших окон. Федор Иваныч одобрительно засмеялся. Он, подобно гордому петуху, расхаживал вдоль фасада и выцеливал в окнах ненавистного Хуньку. Ненавистный Хунька прятался под подоконниками, изредка крича что-то о милиции, тюрьме и беспределе.
— Хочешь меня трахнуть? — орал в ответ Иваныч. — Я сам тебя трахну. Ублюдок, мать твою, а ну иди сюда…
— Чего это он? — удивленно поинтересовался Юрий Григорич.
— С внуком американские боевики смотрит, — пояснил отец Димитрий.
— Вы чего беспределите? Давайте поговорим! — кричал Хунько.
— Подкалиберным по банедеровскому недобитку!.. — грозно командовал Иваныч. — Огонь!
И снова звенели стекла. Хунько пытался отстреливаться: боясь выглянуть из окна, он высовывал наружу ствол АКМ и бил наобум короткими очередями. Отец Димитрий тащил из сарая толстый стальной трос: чтобы не измазаться, он обернул его какой-то тряпицей. Пономарь подруливал на «Мерседесе» к крыльцу.
— Менты уже едут! — голосил Хунько.
— Тебе, недобиток, наперво надо было труповозам звонить! — советовал в промежутках между пальбой Федор Иваныч.
Юрий Григорич оценивающе подергал литую чугунную решетку на двери. Отец Димитрий просунул под украшение конец троса, протянул через петлю, бросил другой конец к машине.
— Может, проще оконную дернуть? — предложил Юрий Григорич.
— А как ты подступишься? Он из дома очередью полоснет.
— Не выдержит эта икебана…
— Давай попробуем.
— Ну-ка, ну-ка, покажися! — кровожадно заорал Иваныч и снова шмальнул.
Пономарь уселся за руль. Отец Димитрий, зафиксировав трос в кольце на бампере, встал рядом, поигрывая наганом. Хромированные молдинги дорогой машины радостно искрились на солнышке, мотор гудел ровно и мощно.
— Где он? — крикнул священник старику.
— Второй этаж, крайнее окно. Только что пытался меня с аптамата достать.
— Давай! — Отец Димитрий захлопнул водительскую дверь.
