— Э, чего выдумал! Что там один Терминатор сделает? — Федор Иваныч скептически покачал головой. — Это у малахольных американцев ту говорящую железяку приложить нечем. А гансы быстро бы сообразили. Его одним выстрелом из ПТР успокоить можно.
— Да ладно! — не согласился Игорь.
— Я тебе это точно говорю! Он же дурак, соображения нету, прет прямо в лоб.
— АТ-1000?
— Жидкий? — Дед задумался. — С этим, конечно, повозиться пришлось бы. Но, обратно, если взять…
Глава 15
…и какой-то помятый — то ли не выспался, то ли с похмелья. Но директор не пил — это Вадим Алексеевич знал точно. На дух не переносил, что называется. И нюх на это дело был у него острый, чуял за версту.
— Скажите, — директор, поморщившись, уселся поглубже в кресло, — вы вчера в котором часу вернулись?
— Не помню точно, Николай Васильевич. Но поздно. Я пока Старостина в деревне нашел — набегался.
— Опять к Федору ходил?
Часы на пустынном директорском столе тикали пронзительно — особенно это было заметно в паузах разговора. Морозов сидел напротив Николая Васильевича и чувствовал себя при этом как ученик перед строгим учителем. Была такая особенность у Шубина: он всегда и всеми воспринимался как учитель. «Сколько ему? — подумал Вадим. — Наверное, за семьдесят…» Эта ненормальная робость, которую завхоз испытывал перед директором, сегодня почему-то раздражала особенно остро: уже давно не мальчик, чтобы вот так хвост поджимать! И больше всего злило то, что ничего с этим поделать не мог.
— Да, опять ходил к Томину. Хотите его наказать?
— Не хочу. — Директор покачал головой и поправил тяжелые очки. — Я хочу, чтобы вы с ним договорились: если опаздывает — пусть звонит.
— У нас порядок. После девяти все дети должны быть дома. Как остальным объяснить льготы, которые получил Старостин?
— Так и объясните: по особому распоряжению директора. Я с Федором Иванычем поговорю. Если Игорь задерживается, пусть он его до детдома провожает. Хочет быть дедом — пусть будет.
— Не будет он дедом. Ему запретили, насколько я знаю.
Морозов спорил не из-за того, что был несогласен, а все по той же причине: в отместку за положение «учитель-ученик». Он прекрасно понимал, что решение директор придумал оптимальное. И главное, оба — и дед, и внук — будут делать все, чтобы оправдать доверие. Обидно было, что идея эта уже приходила ему в голову, но как-то не привелось высказать…
Солнце, опустившись в просвет между тучами, ударило по очкам директора, на секунду превратив сероватые овалы стекол в сияющие пятна. Старик снова поправил дужку на переносице.
— Я, Вадим Алексеевич, считаю, что лучше такой дед, чем никакого. Или вы полагаете, что с ихними взаимоотношениями нужно бороться?
— Да нет, конечно. — Вадим потер лицо. — Я просто, чтобы проблем с начальством не было. Так-то оно, конечно, разумно. Да и вообще, не на цепь же его сажать? Все равно не уследим.
— Вот именно, — согласился директор.
Морщинистые его щеки в первый раз за весь разговор смяла улыбка. Морозов почувствовал облегчение: значит, директор не учуял запаха вчерашних возлияний на кладбище. Он расслабленно откинулся на спинку стула — и только теперь заметил, что сидел, напряженно вытянувшись: на миг снова вспыхнуло раздражение, но так же мгновенно ушло.
— Вот тут, кстати, приходится второй вопрос, — поднял узловатый палец директор. — Где Михаил?
— Вы про Дорофеева, охранника?
— Про него.
— Откуда же я знаю, Николай Васильевич! — Морозов вскинул руки в немного театральном жесте. — Я его сам уже несколько дней ищу.
— Не говорил он вам ничего?
— Да нет. Запил, наверное.
— Боюсь, как бы не случилось чего. В деревне интересовались?
— Так, поспрашивал. Не видели. Хотя тут никто ничего не видит. Время такое.
— Это точно, — вздохнул директор. — Но тем не менее. Надо в милицию заявить.
— Им не до того сейчас, — напомнил Вадим. — У них, слышали, следователь погиб?
— Слыхал. С насыпи сорвался, в овраге.
— Ну да. Так что у Федорова другие проблемы. Он и так с иконой этой…
Морозов недовольно оглянулся на высокое окно: солнце, не желающее прятаться в тучах, начинало припекать. Директор же, наоборот, придвинулся поближе к столу, чтобы всем телом попасть в яркий прямоугольник света, падающий на стену. Стена смотрелась неопрятно: солнечные лучи выставили напоказ все неровности и трещины.
— Зачем вы того покойного следователя в подвал водили? — неожиданно поинтересовался Шубин.
Директор щурился от света, и от этого Морозову показалось, что вопрос прозвучал с ехидным подтекстом.
— Ну… — смутился завхоз. — Подземный ход искали, куда ж без него-то? Услышал от детей, решил посмотреть.
— А вы и повели?
— Повел, мне же не жалко. Было бы хуже, если бы отказался. Нашим стервецам только этого и надо.
— Согласен! — Директор снова улыбнулся. — И как? Нашел следователь подземный ход?
— Нашел, — согласился Морозов. — Аж три штуки. И все подземные.
— А зачем он, кстати говоря, его искать-то решил?
— Понятия не имею, — дернул плечами завхоз. — Может быть, решил, что от нас воры в церковь залезли. С другой стороны, икона-то вроде была украдена из сторожки…
— Вот вы мне скажите, Вадим Алексеевич. Вы же историей края интересуетесь. Откуда эта легенда с подземным ходом взялась? Неужели на ровном месте?
— И да, и нет, — улыбнулся, в свою очередь, Морозов.
Солнце наконец увязло в облаках, и завхоз, облегченно вытерев вспотевший лоб, поерзал на стуле.
— Видите ли, в чем дело. Это, разумеется, мое объяснение… Но, сдается мне, верное. Вот там, за детдомом, над оврагом площадка со скамейками, терраса такая, знаете? Когда ее проектировали, пришлось насыпать земляной вал, чтобы настоящий крутой склон получился, с панорамным видом. Деревенские, видимо, посчитали, что насыпь эту сделали из земли, оставшейся от подземного хода. Строительство террасы как раз совпало с постройкой храма. Ну вот и сложилось все так: тайный ход от усадьбы к церкви. Плюс литературные клише: какой же особняк без подземного хода?
— То есть вы полагаете, что никакой реальной подоплеки под этим нет?
Морозов с любопытством взглянул на Шубина: действительно интересно или просто для поддержания разговора? Не разобрать — вроде и шутит директор, но в то же время глаза из-под сползающих очков смотрят внимательно, требовательно.
— Николай Васильевич, знаете, во что обошлось бы строительство? Вы только представьте: мало того, что до церкви не меньше километра, так еще пришлось бы как-то проходить под ручьем, то есть серьезно решать вопрос гидроизоляции. Это, кстати говоря, сейчас он ручей. А сто лет назад это была вполне себе полноценная речка. Да и в конце концов — какой смысл?
