— Плевать мне на чистотел. — рявкнул я. — Рассказывай про белену!
— Я делал притирание для ярла Арнборга, господин, и получалось лучше, чем мазь, которую смешивал Снорри.
— Снорри?
— Колдун Скёлля, господин. — произнес Бедвульф, осеняя себя крестом. — Но он использовал для своей мази лепестки и листья этой травы, В семенах и корнях больше силы.
— Значит, ты делал притирания?
— И воины намазывали им кожу, господин.
— А что может эта мазь?
— Люди думают, что могут летать, господин. Они шатаются, они воют. Иногда просто падают и засыпают, но в бою эта мазь превращает их в безумцев.
Я опять понюхал горшок, и меня чуть не вырвало.
— А ты сам ее пробовал?
— Да, господин.
— И как?
— Я думал, что увидал Бога, господин. Он сиял, и он имел крылья.
— Ты видел бога? Не Винфлед?
Он покраснел.
— Я грешник, господин.
Я отдал ему горшок.
— Значит, Арнборг взял семена с собой?
— Он взял четыре горшка приготовленного притирания, господин.
— У тебя есть жир?
— Да, господин.
— Приготовь мне горшок. — приказал я ему.
— Господин? — умоляюще произнес он и дождался, пока я кивнул. — Если я здесь останусь. — продолжал он. — Эрика меня убьет. Она будет думать, что я привел вас сюда.
— В самом деле, это ты нас и привел. — сказал я. — но если ты так боишься, просто уйди. Ступай на юг, возьми с собой свою девчонку.
— Они за мной погонятся, господин. Возьми нас с собой, Я умею лечить больных. Прошу тебя, господин.
Я нахмурился.
— Как я могу тебе доверять?
— Разве я похож на того, кто посмеет еще раз разгневать тебя, господин?
И признаюсь, это заставило меня улыбнуться.
Бедвульф напуган как следует. Убить его было бы просто, и даже приятно, но Винфлед казалась мне такой трогательной, слабенькой, как ребенок, и я уступил.
— Сделай мне волчью мазь. — приказал я Бедвульфу. — а потом можешь ехать с нами.
Мы разграбили дом — взяли теплую одежду, увели восемь лошадей, что еще оставались в конюшне Арнборга, сожгли три корабля на пристани, и под тусклым полуденным солнцем поскакали к востоку.
Финан гнал коня рядом с моим.
— И слабак же ты, господин. — сказал он.
— Неужели?
Он обернулся и, ухмыляясь, кивнул на Бедвульфа и Винфлед, усевшихся на одну лошадь — большого и смирного серого мерина, взятого из конюшни Арнборга, Белка ехала впереди, в объятьях монаха.
— Мне стало жаль ее. — сказал я.
— Это я и имел в виду.
— Убить его было бы слишком просто.
— Ну и что ты собрался с ним делать?
Я пожал плечами.
— Дать обоим уйти, полагаю. Мне неважно, что с ними будет, Я тревожусь о Стиорре и внуках.
Иногда я думал, что Стиорре, моей дочери, следовало бы родиться сыном — из моих детей она была самой сильной. Старший сын разделял ее силу, но он сделался христианином, священником, не больше, не меньше, и перестал быть мне сыном. Мой второй сын, названный, как и я, Утредом, был хорошим воином и человеком, но не имел силы воли Стиорры, Дочь вышла за Сигтрюгра, который когда-то был мне врагом. Но теперь он мой зять и король Нортумбрии, и вместе со своими двумя детьми они жили в старом римском дворце в Эофервике.
— Стены Эофервика крепкие. — сказал Финан, прочитав мои мысли.
— Но для Сигтрюгра и Стиорры враги — мерсийцы. — ответил я. — Не язычники. Если Скёлль подойдет к их воротам, они, скорее всего, пригласят его в город.
— Нет, если он привел с собой войско. — возразил Финан, Он взглянул на заходящее солнце. — Если я знаю Сигтрюгра, то Скёлль Гриммарсон и его люди к этому времени уже мертвы. — Он увидел, что не убедил меня. — Если две-три сотни воинов подойдут к воротам Черепа в Беббанбурге, разве ты впустишь их внутрь?
— Разумеется, нет.
— Но думаешь, что Сигтрюгр впустит?
Я коснулся молота, висящего на моей шее, и помолился о том, чтобы Финан был прав.
Ту ночь мы провели на руинах римского форта у Рибелкамтра, когда-то он охранял брод там, где Риббел пересекала дорога на север, Я думал, что распространившиеся по этой обширной земле датчане и норвежцы уже захватили форт, но он пустовал, остались лишь избитые непогодой торфяные стены, да гнилые остатки древнего частокола.
— Они опасаются бывать здесь, господин. — сказал мне Бедвульф. — Они верят, что это место — прибежище призраков. — он перекрестился.
— Выходит, ты до сих пор христианин? — усмехнулся я.
— Конечно же, господин! — Он смущенно нахмурился. — Просто эта монашеская жизнь. — он пожал плечами, видимо, не найдя нужных слов.
— Позволяет трахать только других монахов. — закончил я за него.
— Прошу тебя, господин. — запротестовал он, заливаясь краской.
— Ну, а что сделает твой аббат, обнаружив, что ты нарушил обеты?
— Если он отыщет меня, господин? Он меня побьет.
— Надеюсь, ради Винфлед стоит быть битым. — ответил я.
— О, да, господин! Да, стоит!
Покинув поместье Арнборга, мы ехали по хорошим фермерским землям, но людей почти не встречали, а те, что попадались нам на пути, были дети, женщины или старики — что и неудивительно, когда большинство зрелых мужчин ушли на восток со Скёллем. Первые несколько усадеб принадлежали людям Арнборга, которые, как я полагал, сейчас находились где-то у Эофервика, Я опять коснулся своего молота, молясь, чтобы не в самом городе, который где-то в трех-четырех днях пути отсюда, за болотами и холмами.
Ночь стояла холодная. Мы нарубили дров — в основном, ольху и березу — и разожгли костер, пребывая в уверенности, что все воины этой округи сейчас далеко отсюда. Из дома Арнборга мы забрали все, что могло согреть — шкуры, овечью шерсть, даже тряпки, Я выставил часовых, и они пристально вглядывались в светлую морозную ночь под полным звезд небом. Несколько облачков в вышине плыли к югу. Завтрашний день обещал быть сухим, холодным и трудным.
К Эофервику два пути. Тот, что легче и подлиннее — по хорошей римской дороге на юг, до Меймкестера, потом выбрать другую римскую дорогу, ведущую на северо-восток, прямо к городу Сигтрюгра, Путь покороче — тоже по римской дороге, но один из рабов Арнборга, угрюмый саке, гонявший скот через болота, сказал нам, что та дорога пришла в упадок.
— Ты можешь заблудиться там, господин. — предупреждал он меня. — Местами дорога совсем размыта, По ней идти трудно.
