Я оплатила пробный месяц, воспользовавшись скидочным купоном от Питера. Мне привезли Суспензию прямо в офис. Когда я пришла на склад забрать заказ, там обнаружился гигантский зеленый тетрапаковый зиккурат, сложенный на паллете. Я была не одинока. Суспензия оказалась на вкус как обожженный миндаль и действительно усваивалась легче, чем еда из столовой. Кроме того, она спасла меня от бесконечных метаний между салатом и паэльей.
Был и еще один бонус: социализация. Теперь в обеденное время я сидела в том углу столовой, где значительная часть моих коллег-декстров собиралась и потягивала серый питательный гель. Группа людей за моим столом стала моим первым шатким мостиком в мир рабочей дружбы. Питер был нашим вождем. Как выяснилось, Суспензия спонсировала его: ему продлевали самую дорогую подписку забесплатно, пока ему удавалось удерживаться в пятерке лучших из своей возрастной группы в разных спортивных соревнованиях (десятикилометровые забеги, триатлон, метание бревна), где он всегда появлялся в зеленой форме с эмблемой Суспензии. Он был подписан на самый новый, ультрасовременный состав и пил его три раза в день семь дней в неделю, несмотря на периодически проявляющиеся побочные эффекты.
Остальные в нашей группе пили Суспензию пару-тройку раз в неделю, а в другие дни юркали в столовскую очередь, чтобы под скорбным взглядом Кейт, шеф-повара, выбрать лучший кусок жареной курицы.
Кроме Питера, к нашей группе принадлежали Гарретт, бледный, вечно напряженный программист, который занимался интернационализацией; Беджамин из безопасности — его обязанностью было обеспечивать защиту от хакинга механических рук; Антон, ассистент отдела продаж, неизменно с полудохлой блютуз-гарнитурой в ухе; и Арджун, бойкий дизайнер интерфейсов, тоже родом из Мичигана, — именно он был первым из декстров, кого я отважилась назвать своим другом. Помимо встреч за Суспензией мы с Арджуном иногда после работы, в десять вечера, захаживали в бар чуть подальше по Таунсенд-стрит — выпить пива с картошкой фри. Питер этого не одобрял.
Во время одной из пауз за нашим столом (а пауз было много: мы были те еще задроты) я рассказала товарищам по потреблению Суспензии грустную новость о «Супе и Закваске на Клемент-стрит».
— Я не ем хлеба, — быстро сказал Питер.
— У тебя же от этой еды живот болел? — сказал Гарретт.
Но это было не так.
— Суп был очень острый, но какой-то… сбалансированный. И мне очень нравились ребята, которые там работают.
У меня свело челюсти, и я поняла, что выказала слишком много эмоций для этой компании.
— Так что теперь на ужин опять Суспензия, — сказала я и звучно отхлебнула из пакета.
В тот день я не могла заниматься ни проприоцепцией, ни «АрмОС», так что отправилась в ЦОЗ. Там на верстаках стояло множество рук в разных позах: одна держала несколько пробирок, как в лаборатории; другая — разобранный на части телефон, как на заводе; третья — открытую картонную коробку, как на складе, и т. д. и т. п. В руках были дрели, пылесосы, кое-где стояли просто голые многозвенные кисти. Тренировочный ярус щелкал, жужжал, повизгивал и хлопал, а надо всем этим периодически кто-то чертыхался.
Возле каждого верстака стоял инструктор, который сгибал и разгибал руку, демонстрируя последовательность действий: поднять и потрясти пробирку, взять и вставить в нужное место деталь телефона, закрыть и заклеить коробку (этим занимались сразу две руки под поскрипывание скотча).
Инструкторам хорошо платили, но у них был лишь временный контракт. Каждый лабораторный техник, рабочий фабрики или специалист по логистике должен был обучить одну руку безукоризненной последовательности действий в разных ситуациях, в том числе неблагоприятных. Когда рука обучалась правильному алгоритму, ее включали в «АрмОС», и в этот момент все руки в мире, произведенные «Дженерал Декстерити», научались выполнять эту задачу.
Не все инструкторы находились в этом здании. Помимо встроенных умений «АрмОС», можно было докупить дополнительные функции — некоторые гораздо более специфические, чем мы могли вообразить. Как засеивать чашку Петри конкретной бактерией? Как вставить в реактор топливный стержень? Как сшить футбольный мяч? Над некоторыми из этих задач работали целые группы исследователей. У ребят с ядерным реактором было всего трое клиентов, но очень богатых.
Я помедлила, наблюдая за руками. Я видела в их движениях результаты своей работы. При повороте сразу в двух измерениях их движения стали мягче, чем были несколько месяцев назад. Ради этого я провела кучу времени, пялясь в таблицы результатов ПКД‐2891.
Одна рука под руководством плотного бородатого тренера оказалась один на один с муляжом кухонного стола, на котором стоял только миксер и упаковка яиц. Бедняга! Мне стало ее жаль.
Рука достала из упаковки яйцо, поднесла его к миске, слегка ударила о бортик. В первый раз совсем слабо, во второй — посильнее, но все равно недостаточно, в третий раз — гораздо сильнее, чем надо. Скорлупа разлетелась, желток оранжевыми лентами заструился между пальцев, а затем по стенкам миски и по столу.
Я порадовалась, что работаю не в Отделе Силы. Даже спустя столько лет работы «АрмОС» все еще не умел вычислять нужный уровень силы для простых действий. Мы научились всему, чему только можно, а яйца разбивать не научились.
В тот день я вышла с работы раньше, чем обычно: на улице еще светило солнце. Я предварительно проделала кое-какие офисные трюки: оставила компьютер включенным, словно в разгар работы, художественно разложила на спинке кресла свою кофту, чтобы все видели, что я не ушла — ни в коем случае, — а просто вышла на встречу или поплакать в ванной. Обычное дело.
На самом деле я поехала домой. В груди будто узел завязался, и вначале я подумала, что это, возможно, проблемы с сердцем, но пока добралась до парковки на Кабрильо-стрит, поняла, что мне просто грустно.
Закваска с Клемент-стрит
Я оплакивала свою утрату, потягивая Суспензию, и подгружая какой-то мрачный сериал со своим тормозным Интернетом, когда кто-то постучал в дверь — легко и уверенно. Этот стук был мне знаком.
Это был Чайман, впервые без шлема. У него оказались светлые песочные волосы.
— Едок номер один! — крикнул он.
Позади него на ступеньках стоял еще один мужчина, тоже с приятным лицом и песочными волосами, но более смуглый и покрупнее.
Чайман обернулся к нему.
— Беорег, не стесняйся. Иди сюда.
Этот голос по телефону! Беорег, повар, мастер комбо, создатель моего уюта. Я чуть ему не поклонилась.
— Мы сейчас уезжаем, — сказал Чайман. За ними было припарковано шоколадного цвета такси. — Но Бео придумал сделать тебе подарок.
— Спасибо, — сказала я.
Беорег улыбнулся, но взгляд его был устремлен куда-то нам под ноги. Он передал мне нечто, завернутое в грубое кухонное полотенце. Это был глиняный горшок размером с большую банку арахисового масла, темно-зеленый, с такой же крышкой, покрытой блестящей глазурью.
