Несколько секунд рыжеусый что-то решал. Варану казалось, что он воочию видит движение мысли другого человека — как она мечется, как бьется о стекло неподвижных глаз.
— Вы встречались когда-нибудь с его могуществом… со старым Зигбамом? — спросил наконец наместник.
— Нет.
Рыжеусый помолчал еще минуту.
— Его могущество, — сказал он наконец, — тяжело болен. Не встает… с тех самых пор, как я милостью Его Незыблемости стал наместником в этом отвратительном… простите. В Лесном уделе. Поэтому он не отлучается, не принимает у себя странных людей… вообще никого не принимает.
— Вы уверены? — глупо спросил Варан.
— Совершенно. Как я сказал вам прежде, управлять здешним краем невозможно… Вы знаете, каким образом нам достаются налоги? Стража, набранная из числа бывших головорезов, налетает, подобно разбойникам, на поселения и забирает все, до чего сможет дотянуться, — половина идет на так называемое «жалованье», половина — в так называемую казну. Неудивительно, что в уделе множатся смертные приговоры «этому кровососу», то есть мне, — наместник криво ухмыльнулся, один его ус поехал вверх, другой остался на месте. — Моя жизнь держится на плечах шпионов, господин Варан. Его могущество Зигбам — его немощь Зигбам, если на то пошло — окружен тройным кольцом искусных соглядатаев… Я трачу на это немало денег и усилий, зато сейчас могу торжественно сообщить вам: этот полутруп вот уже полгода не поднимался со своей грязной постели. Поначалу он еще что-то соображал… а теперь ходит, простите, под себя и никого не узнает.
Варан молчал. Что-то во взгляде наместника ему не нравилось, но он не мог понять что.
— Я не сообщал о случившемся в столицу, — наместник тяжело качнул головой, — потому что… ведь вы понимаете… Мне очень тяжело, господин Варан. Но я предан Императору…
Варан был уверен, что он в чем-то врет. Ощущение было такое, будто скребут ногтями по стеклу.
— Возможно, я совершил ошибку, — нервно сказал наместник. — Но вы можете пойти и убедиться… своими глазами. Вообще-то в башню нет хода никому… Но вы, как я понимаю, должны будете дать отчет Его Незыблемости?
Варан кивнул, не сводя с рыжеусого глаз.
* * *
Башней Лесного удела называлось круглое жилище на вершине огромного мертвого дерева. Дерево было пусто изнутри, в полом стволе помешалась винтовая лестница, и Варан, сопровождаемый наместником, долго поднимались в темноте, духоте и взаимном напряжении.
У входа в обиталище волшебника сидел человек со взведенным арбалетом на коленях. Наместник кивнул ему. Варан успел разглядеть грубое, в складках кожи лицо, шрам на лбу и равнодушные глаза убийцы.
— Входите, господин посланник, — пригласил его наместник.
Варан вошел и остановился на пороге. Комната — круглая комната под плоской низкой крышей — была точной копией той, в которой когда-то жил Подорожник.
Мозаика из разных сортов дерева, панели на стенах, ширмы, резная мебель — да ведь и башню на Круглом Клыке обставлял, согласно своим вкусам, старый Зигбам! Подорожник прибыл туда жалкий и мокрый, в мятом белом костюме, с единственным сундучком под мышкой — сундучком, полным бумаг… Варан, кстати, так и не узнал, что это были за бумаги…
— Вот, — сказал наместник, голос его был спокоен (показательно спокоен, отметил про себя Варан). — Здесь… за ширмой.
Варан потянул носом воздух, невольно подражая Подставке. Окна были открыты, ветер гулял туда-сюда, шевеля занавески. В комнате пахло хвоей, ароматической смолой и немного — дымом. Либо наместник сгустил краски, говоря о Зигбаме как о «полутрупе в грязной постели», либо… либо что-то еще.
Стараясь на всякий случай не поворачиваться к наместнику спиной, Варан отодвинул ширму. В постели — чистой, хотя и не очень тонкого полотна, — лежал, уставив на Варана пустые глаза, древний старик. Из уголка его рта тянулась ниточка слюны.
— Ваше могущество, — сказал Варан. Старик смотрел сквозь него.
— Я могу выйти, — предложил наместник. — Возможно, у вас есть какие-то… особенные, гм, вопросы… методы…
Он нервничал.
— Я был бы благодарен, если бы вы оставили нас, — сказал Варан медленно.
Наместник вышел, прикрыв за собой дверь. Варан огляделся снова; чувство узнавания этой комнаты было таким сильным, что могло, пожалуй, перехлестнуть все события этого дня. Не по той ли половице водил пальцем подросток-Варан, впервые увидевший столько дерева сразу? Здесь, в Лесном уделе, эта комната вовсе не казалась роскошной — наоборот, в ней было что-то нарочито деревенское… Но там, на Круглом Клыке, где самый высокий ствол — в рост десятилетнего ребенка…
Он перевел взгляд на лежащего:
— Зигбам…
В пустых глазах старика ничего не изменилось. Варан вытащил из-за пазухи радужную денежную купюру. Поднес к лицу «его немощи»:
— Узнаешь?
Старик не узнавал. Он не узнал бы родного сына. Ему было все равно.
Сбежал, подумал Варан. Ловко ушел из расставленной ловушки. Подставка укусит собственный нос… Но сначала, вероятно, сорвет злость на мне. И не будет так уж не прав…
Варан огляделся в последний раз.
Неправильность. То, чего нельзя описать словами. Фальшивая нота, неправильный запах, то, что Варан упустил… и теперь уже не наверстает. Незаданный вопрос…
— Господин наместник, — позвал он шепотом.
Дверь приоткрылась. На пороге стоял рыжеусый, за спиной его маячил тип с арбалетом. А ведь меня пристрелят, мельком подумал Варан. Если я сейчас скажу что-то или сделаю не так…
— Я скорблю о беде, постигшей его могущество Зигбама, — выговорил Варан.
Лицо наместника расслабилось. Но вряд ли кто-нибудь, кроме Варана (и еще, конечно, Подставки), сумел бы это разглядеть.
* * *
Он потребовал верховую крыламу — Его Незыблемость требовал-де отчета о нынешнем положении дел в Залесье, именуемом также Чашей. Наместник поначалу артачился, потом согласился с неожиданной охотой. Надеется, что меня собьют, подумал Варан.
Крылама — мелкая, недокормленная в цыплячестве птаха — могла нести только одного седока. Грудь ее и живот защищались дырявым кожаным панцирем, неспособным, по мнению Варана, удержать даже самую легкую стрелу. Впрочем, он не собирался ни с кем вступать в бой.
Его навыки всадника оставляли желать лучшего. Крылама тоже не была аристократкой — хитрила и выворачивалась и один раз даже кувыркнулась в воздухе, надеясь сбросить седока. Варан сражался с ней на глазах всего дворца и поселка и наконец победил — все еще виляя и дергаясь, но уже не выказывая явного неповиновения, крылама понесла его по направлению к месту злосчастной битвы.
Ловя губами ветер, Варан всерьез раздумывал, а стоит ли ему возвращаться в столицу. Конечно, Подставка рисковал, посылая его так далеко; затеряться в мятежном уделе — проще простого. Жалко бросать дом с коридором в сто пятнадцать шагов, с фонтанами и водопадами, со слугами и экипажами на саможорках… С другой стороны, зачем фонтаны мертвецу? Единственное, что привязывало Варана к удобной жизни государственного чиновника, — девочка Лика, чью судьбу он так и не успел решить. С третьей стороны — а успеет? Даже если вернется пред Подставкины жадные ноздри?
