Глава 21
– Что, паря, припозднился? Или поднялся ни свет ни заря?
Подходя к дому, в котором горел свет, Декер увидел старика в инвалидном кресле, сидящего на крыльце под навесом. Ухватил взглядом и поднимающийся на крыльцо деревянный пандус.
Дом, обитый деревянной вагонкой, был маленький и совсем ветхий. Перед входом торчало единственное деревце, покрытое пожухлыми листьями. Крошечная лужайка давно заросла сорняками. Вид у всего здесь был окончательно заброшенный, словно все здесь только и ждало что наступления смерти.
Из пристроенного к дому гаража без дверей торчал нос древнего микроавтобуса.
Декер остановился перед домом:
– Да и вы, гляжу, тоже.
Старик поморщился, поерзал в кресле, стараясь сесть поглубже. Его совершенно лысая голова была покрыта коричневыми пятнами, словно недавно обгорела на солнце. На носу сидели очки в проволочной оправе. Он пожал плечами:
– Поживи с мое, так и тебе время будет без разницы.
Натянул свитер пониже, поежился. Несмотря на сырость и дождь, ноги у него были укутаны обычным одеялом.
Старик, видно, заметил, что Декер смотрит на одеяло.
– Лето, зима – все одна дребедень. Мерзну, и всё тут. Врачи говорят, проблемы с кровообращением. А я тебе вот что скажу: просто все трубы во мне забились, потому как слишком уж долго живу. Вот тебе и причина не засиживаться на этом свете. Разваливаешься на глазах.
– Так вы здесь живете?
– А что, непохоже?
– Это вы – Фред Росс?
– А кого это интересует? – насторожился Росс.
– Меня. Я – Амос Декер.
– Амос? Давненько не слышал этого имени. Прямо как в том сериале… «Амос и Энди»?
[23] Давно это было. Черт, да все на свете теперь уже давно было! Было, да сплыло. Старость одна и осталась. Мне восемьдесят пять. А чувствую себя частенько на все сто восемьдесят пять. Иной раз проснешься и гадаешь: да кто же я, черт возьми? Как этот старый хрен пролез в мое тело? Ничего смешного.
Декер придвинулся к крыльцу поближе. Дождь практически стих, так что можно было опустить зонтик.
– А где вы были позапрошлым вечером, мистер Росс?
Лесситер говорила, что Росса не было дома, но Амос хотел сам от него это услышать.
Росс наклонился, выглянул вбок на улицу:
– В смысле когда там что-то такое произошло?
– Угу.
– Ты что, коп?
– Угу.
– Видел я, как они приехали, – сказал Росс, тыча пальцем в скопление машин неподалеку. – Похоже, что федералы.
– Как вы определили?
– Я смотрю телик.
– Так где вы все-таки были тем вечером?
Росс покачал головой:
– В больничке. Чего-то задыхаться вдруг стал. Сейчас-то уже ничего. Но вообще постоянно теперь одышка. С ребятками в приемном покое я давно уже на «ты». Хотя гордиться тут нечем, вот что я тебе скажу. Когда ты старый и богатый – это одно. А когда старый и бедный – такое очень не рекомендую, Амос.
– Сочувствую. Полиция к вам уже заходила?
– Нет. Видишь ли, я только сегодня выписался. Или теперь это уже вчера, сам не знаю.
– Вы один живете?
Росс кивнул:
– Старуха моя давно померла, скоро уж двадцать лет как будет. Курила, как паровоз. Не вздумай курить, Амос, если не хочешь помереть страшной смертью!
– Вы кого-нибудь видели возле того дома, мистер Росс? Вообще кого угодно? Даже необязательно подозрительного вида? Или чего-нибудь странного не замечали в округе?
Напряженно глядя на Декера, Росс проговорил:
– Да глаза уже не те, где тут чего разглядишь-то?
– Я смотрю, вы в очках. И вы только что сказали, что видели именно «федералов».
Росс снял очки, протер их полой свитера:
– Большинство домов тут стоят пустые. Да и весь Бэронвилл, глядишь, тоже скоро совсем опустеет. – Нацепил очки обратно.
– Ну как же – фулфилмент-центр вон новый отгрохали…
Росс пожал плечами:
– Все равно рабочих мест не хватит, чтоб город ожил. Да и платят уже не так, как прежде платили. Другое дело – в старину! Я-то сам ни в каких колледжах не обучался, не судьба мне была, а получал дай бог каждому. А теперь, если не сечешь в компьютерах, то и сиди себе в заднице. – Он воздел руки. – Никто теперь ничего не строит! Только тук-тук по клавишам. Вот чем теперь народ занимается! По клавишам стучит. И что, это типа работа?
– А вам приходилось работать тут на шахте или на фабрике?
– Да, и уголек добывал, и на фабриках потрудился – вначале на бумажной, потом на ткацкой. Там в основном оборудование в порядок приводил, наладчиком. Раньше в этот городок только въедешь, так сразу учуешь вонь – от угля и от той дряни, из которой бумагу делали. Я слышал, что Бэроны называли это запахом денег. Ну их в жопу. Теперь мексиканцы с азиатами делают то же самое за гроши. А скоро и вовсе роботов там насажают, тогда и китаезы со всякими латиносами останутся без работы.
Он гоготнул.
– Когда-то тут была железка, прямо через центр города шла – уголь и кокс в питтсбургские литейки возить. И еще дальше, по всей стране – тогда везде уголь требовался. Ну да, и я пошахтерствовал малость, да только свалил оттуда по-быстрому. Деньги хорошие, но, блин, кому хочется, чтоб легкие все насквозь черные были? От этого вообще-то моя старуха и померла, хотя в шахту никогда ни ногой. Очень уж не хотелось мне, чтобы вся эта дрянь внутри копилась. Ну уж нет, сэр.
– А вы знаете семейство Бэронов?
– Говнюки, все до единого! – Росс даже сплюнул на крыльцо.
– И почему же?
– Создали это место, а потом забросили к чертям, вот почему! А теперь этот хрен сидит себе в огромном домине на холме и поглядывает на нас сверху вниз. Сукин сын!
– В смысле Джон Бэрон?
– Сволочь!
– Но вы ведь неплохо жили, верно? Сами сказали.
– Ну зато работал как вол. За так ничего не доставалось. Все руки по локоть стер. Да, получал неплохо, но прикинь, сколько они-то на мне загребали!
– У вас кто-нибудь остался из родных?
– Только сынок, которому все недосуг приехать и поглядеть на человека, который произвел его на свет. Ну его в жопу.
Декер поглядел на кресло-каталку:
– А что с вами случилось?
Зрачки Росса за стеклами очков превратили в крошечные черные точки.
