– Я буду писать тебе и навещать тебя, – пообещала мама.
– Да не обязательно, мама. Я имею в виду, это для тебя слишком тяжело.
– Нет, я буду писать тебе каждую неделю и буду навещать.
Я так и не смогла снова поднять на нее взгляд и сказать «ладно» или «пока». Боялась еще раз увидеть эту боль и разочарование. Боялась потерять и без того сильно сдувшийся энтузиазм, который я растила эти две недели. А без него, мне казалось, я всего этого не выдержу.
– Номер на одну персону, пожалуйста, – храбро сказала я, улыбаясь короткостриженой круглолицей женщине за окошком из грязноватого стекла.
– А? – непонимающе вскинулась она.
– О… э-э… Я пришла сдаваться… Дана Кларк.
– Сядьте вон там и сидите, пока я вас не вызову, – велела она.
Я села на холодную скамью и напомнила себе, что надо дышать, что все будет хорошо. Просидела черт знает сколько времени, пока ко мне не подошла молодая охранница. Она показалась мне знакомой, но я не могла вспомнить откуда. Однако, как только наши взгляды встретились, хлынули воспоминания.
– Натиша, – проговорила я.
– Э-э… да, – удивленно отозвалась она.
На миг мне захотелось так все и оставить. Не нужно, чтобы охранница поняла, кто я такая. Она училась в меня в седьмом классе, когда я преподавала в средней школе «Нортист».
– Ой! Миссис Кларк! Я вас не узнала. О, Боже мой! Что вы здесь делаете?
– Э-э… ну… Я вроде как приняла неправильное решение… совершенно для меня нехарактерное, и… э-э, да… вот, собственно, и все.
Я солгала. Это как раз было характерным для меня решением. Я когда-то начинала с пары бокалов вина по выходным, чтобы помочь себе справляться с работой… и стиркой, и приготовлением ужина, и купанием, и домашними заданиями, и ссорами между детьми, и бейсбольными тренировками, и футбольными тренировками, и балетными репетициями, и т. д. и т. п. Вскоре я уже пила каждый день – но не раньше, чем дети укладывались спать. Потом начала пить после четырех дня, потом после двух, а закончилось все добавлением кокосовой водки в утренний кофе.
Алкоголь был моим энергетиком. Он не вызывал у меня усталости или апатии. Облегчал боли в спине. Снижал тревожность. Делал меня спокойной, счастливой и достаточно терпеливой, чтобы позволять дочерям помогать мне с ужином. А после возиться с рассыпанными и разлитыми продуктами.
Когда я пила, мне казалось, что я становлюсь лучше как мама. У меня появлялись время и энергия, чтобы посидеть на полу и поиграть в куклы или покидать бейсбольный мяч на заднем дворе. И я не видела проблемы в том, чтобы сесть в таком состоянии за руль. Я не хуже, чем какая-нибудь безумная мамаша, что строчит эсэмэски за рулем, обманывала я себя. По крайней мере, я езжу медленно и не отрываю глаз от дороги, когда выпью. Алкоголь был похож на очень плохого друга, который дает совершенно неправильные советы.
Вскоре я пила уже каждый день – но не раньше, чем дети укладывались спать.
Натиша крикнула другим охранникам:.
– Эй, ребята, это миссис Кларк. С ума сойти, она была моей любимой учительницей! Учила меня правильно употреблять времена и тому подобной ерунде.
Мое лицо вспыхнуло пятьюдесятью оттенками розового. Желудок перевернулся и скатался в шар острой, режущей боли. Я подумала, что не смогу со всем этим справиться. Помню, как стыдила одноклассников Натиши за драки и хулиганство, говорила, что если они не возьмутся за ум, то рано или поздно окажутся за решеткой. Ха-ха! Теперь в тюрьме я, а оформляет меня бывшая ученица!
– Миссис Кларк, – стеснительно произнесла Натиша. – Мне нужно, чтобы вы сняли всю одежду, потом присели на корточки и покашляли.
– Присела на корточки и… что? – переспросила я.
– Присели и покашляли, – повторила она. – Мы должны убедиться, что вы ничего не прячете в… Простите, миссис Кларк, НЕ ПРЯЧЕТЕ ничего в… ну, вы понимаете…
– Господи, да что я могла бы там прятать? – изумилась я.
– Ой, да вы не поверите, чего там только не прячут! В основном наркотики, но иногда бывают ножи, сладости, деньги.
Я не могла поверить, что это происходит на самом деле. Я стояла там совершенно голая. Мне никогда не было так стыдно… какой позор!
Проверив меня на контрабанду, Натиша сковала наручниками мои запястья и щиколотки и повела в блок P. Взяв под мышку одну пятнистую простыню, грубое одеяло толщиной с ту самую простыню и тоненький матрас, я пошла за ней по длинному коридору.
В блоке было темно и прохладно. Около десяти камер располагались вокруг голой цементной площадки, так называемой зоны общего пользования. Там можно было свободно ходить по часу в день, заниматься физическими упражнениями, общаться.
– Итак, миссис Кларк, здесь вы проведете пару дней, а потом мы переведем вас в блок М. Все будет хорошо. Не волнуйтесь.
Я видела, что она не больно-то уверена в том, что все будет хорошо, но ее добрые слова мне немного помогли.
Когда Натиша подвела меня к моей камере, красивая молодая негритянка с бритой головой выкрикнула сквозь крохотное окошко в двери:
– Эй! Это она будет моей сокамерницей? Черт, хороша-то как! Щас мы этой новенькой цыпочке сделаем реальный макияж. Ну, разве не красотка? И вся моя!
Натиша вручила мне мой пакет с одеждой и книгами, потом отперла тяжелую металлическую дверь моего нового дома размером чуть побольше банки с сардинами.
– Это Саманта, но ее все зовут Король Икс. Она неплохая, – объяснила Натиша.
Натиша велела мне войти и застелить свою койку. Сказала, что около семи вечера я смогу выйти в общую зону на свой час квазисвободы. Я спросила ее, который час. Было только девять утра. Я испуганно подскочила, когда металлическая дверь захлопнулась за моей спиной.
– Не боись, – ухмыльнулась Король Икс, – не покусаю. Ты лесби? Я – лесби. Ты красивая. Мы с тобой отлично поладим. Ты хорошенькая, хоть и немолодая. Сколько тебе? Мне двадцать один.
– Ээээ… Я Дана. Я не лесби. Мне нравятся мужчины. Мне тридцать восемь, – ответила ей, немного ошарашенная ее напором.
– Тебя сюда за что? – спросила она.
Я рассказала ей правду, и она кивнула: мол, понятно. Ее уже арестовывали за пьяное вождение, но на этот раз она была здесь за домашнее насилие. Поколотила свою подружку, пояснила она. За то, что та флиртовала с другими женщинами. Сказала, что сама не понимает, с чего так взъярилась. Еще сказала, что у нее есть пятилетняя дочка, прижитая от полицейского, который часто наведывался в ее район. Ей было всего шестнадцать, когда она забеременела. По ее словам, никто не знал, что у нее ребенок от полицейского. Поначалу он был добр к ней, но потом стал игнорировать. Впрочем, ей плевать, потому что она все равно больше любит женщин.
