— Ну, сука, бля, и гадюшник! — громко восхитился Шамаш, Энки завистливо вздохнул, Мочегон и Красноглаз переглянулись, хмыкнули и не сказали ничего. А что попусту-то звонить, и так голимо ясно — глыба, дока, мозга, светило и светильник разума. Тологой сапсаган
[163]
, одним словом.
А гады между тем все шли и шли могучей разноцветной рекой, в яме вскоре их уже набралось более чем достаточно.
— Ну-с, на сегодня хватит, — с рачительностью изрек Тот, — а то ведь технология изъятия яда у нас не отработана.
Он сплюнул с сожалением, коротко вздохнул и с видом доброго хозяина выключил аппаратуру.
И все рептилии словно вынырнули из какого-то своего сна — моментом замедлились, нарушили строй и в недоуменном молчании отправились восвояси. Сегодня им всем крупно повезло, а вот что же будет завтра?
— Спать не лягу, пока не научусь изымать яд, — клятвенно пообещал себе Тот, сразу же повеселел и обратил свое внимание на гадов, которым податься было некуда. Собственно, как обратил-то — выстрелил по яме из лучевого деструктора. Подошел поближе, посмотрел, пожевал с удовлетворением тонкими губами. — Да, фрагментировано качественно.
Он лично опустил на дно малый биосервоконтейнер, под завязку наполнил его свежей протоплазмой, дистанционно поднял, посмотрел на индикаторы и сделался доволен — кондиции соответствовали усредненным нормам. Это было как нельзя более кстати — близилось время ужина. Походный, запрограммированный под потерпевших конвертер выдал на гора хряпу и бронебойку, командное звено с чувством вгрызлось в деликатесы со звездолета, и в лагере на время настала тишина — лишь дружно брякали теллуровые ложки, жевали алчно наполненные рты да похрустывали панцири мазандарбийских крабов — их ануннаки нормальные пользовали с луком, с чесноком, с белинским и с молоками карпа Ре.
А между тем уже опустился вечер, первый день на голубой планете подходил к концу. Желтое чужое солнце медленно уходило за горизонт, по травам потянулись длинные тени. Где-то неподалеку в непролазных зарослях подали голос незнакомые ночные птицы. Темнело на глазах.
— Короче, дело к ночи, — сделал верный вывод Красноглаз, загнал с поддужными рабочий люд в землянки и принялся бодяжить ханумак — вдумчиво, старательно, не торопясь, так чтобы хватило на всех. Впрочем, Тот с Шамашем вмазываться не стали — первому еще предстояла связь с центром, второму завтра поутру — выход на орбиту, а Энки, как это и положено руководителю, в коллективе не ширялся, Зу с Нинуртой, дятлам и щеглам было не положено. Так что ширева братве должно было хватить надолго. На всю ночь, которая впереди. И вот она настала, мрачная, беззвездная, полная шорохов, движения и неясных звуков. Весьма и весьма настораживающих. Однако в лагере за силовым забором все было тихо и спокойно — массы, истомленные на пахоте, мирно спали, урки чинно «играли на баянах», Тот докладывал по грависвязи в центр, Зу с Нинуртой бдели, все вглядывались в темноту, а довольный Энки подводил итоги дня. Да, день сегодняшний прошел не даром, отнюдь, — на пластиковом полу в командном модуле было по щиколотку змей. Длиннющих, ядовитых, упитанных, худых, зеленовато-желтых, черных, оливковых, короткозубых, со сплющенными головами, в пикантнейшую полоску, в немыслимых разводах, в узорах камуфляжа. Таких вроде бы разных и в то же время похожих — с жутким зияющим отверстием на месте левого глаза. Да, да, именно так, не просто глаза, а левого. Словом, здесь было на что посмотреть, куда положить глаз, чем полюбоваться. Однако Энки не предавался просто созерцанию — вдумчиво, старательно, с огоньком он драл с рептилий кожу. Щурясь, выворачивал чулком, придирчиво, оценивающе мял, с тщанием раскладывал по колеру — эти к розовому комбидрессу Нинти, эти к ее бежевым чулочкам, эти к сногсшибательным, с воланами и рюшами, сексуальнейше просвечивающим бикини…
— Да, коллега, посмотрю я, вы уже набили руку. — Тот, сидевший рядом за пультом грависвязи, кивнул, дружески оскалился, а закончив сеанс, дабы добро не пропадало, тоже мертвой хваткой взялся за змей — принялся знакомиться с их внутренним строением, особенностями анатомии, скелета и органами ядотворения. Причем старался не только конечностями, но и языком — рассказывал о явной нерентабельности метода добычи драгметаллов из океанской воды. Что куги, что кубаббары, что…
— Дай хрен с ними, — отреагировал Энки, крайне индифферентно вздохнул и с тихим вожделением, мечтательно окинул взглядом снятое. — Вот вы говорите, коллега, женские подвязки из змеиной кожи… А что, если посмотреть на проблему шире, глобальнее, так сказать. Представьте только себе — почти что несуществующие трусики, миниатюрнейшие танга, узкие, практически ничего не закрывающие слипы, мини-бикини на пределе возможного. А лифчики, бюстгальтеры, топы, комбидрессы. И все это из змеиной кожи. Пикантейшее, облегающее, плотно врезающееся в плоть, не скрывающее всех этих нюансов, всех волшебных выпуклостей, всех этих невероятных подробностей волнующего женского тела.
Глаза его загорелись углями, скуластое лицо раскраснелось, на лбу выступил пот и, что самое удивительное и непонятное, прорезалось удивительное красноречие. М-да. А ведь закончился только первый день воздержания. Что же будет дальше?
Три недели спустя
Когда с небес спустилось Царство,
На Землю вниз сошли цари, а вслед за тем
С небес был спущен царский трон:
Он, Энки, установил божественный порядок
И совершенные законы на Земле…
Пять городов воздвиг на чистом месте
И дал им имена Он…
Приблизившись к Земле, увидел Он
Большое наводнение.
Когда пришел в Зеленые долины,
Холмы и горы к небу вознеслись
По слову Энки.
Построил дом свой Он на чистом месте,
Свой дом.
Над Змеиной Топью тень его легла…
Там плещется в воде рыба карп
Среди молодых побегов тростника гизи,
Энбилулу, смотритель водоемов,
Поставлен был Им главным средь болот.
Энкинду назначил Энки
Смотрителем оврагов и канав.
Шумерский эпос
— Так-с, вошли в посадочный коридор, движутся на наши маяки. — Тот отвернулся от экрана, весело поправил очки и несколько двусмысленно, с ухмылочкой взглянул на неподвижного Энки. — Значит, скоро будут.
— Да? — Энки порывисто вздохнул, судорожно дернул горлом и трудно потрогал языком обветрившиеся сухие губы. — Господи, неужели, господи…
Он все еще не мог поверить своему счастью и пребывал в каком-то состоянии ступора. От радостных известий-то, оказывается, можно попасть и не только на седьмое небо. Просто на небеса.
Дело происходило в командном модуле утром, ни свет ни заря — ждали запланированный планетоид с борта кормильца-звездолета. Он должен был доставить оборудование, припасы и обслуживающий персонал для построенной на скорую руку биолаборатории. Вроде бы ничего такого необыкновенного, экстраординарного, выбивающего из колеи. Вроде бы… Но это смотря для кого. Начальником-то биокомплекса Ан назначил свою дочку Нинти, и она вот-вот должна была предстать пред запавшие очи Энки. Длинноногая, рыжеволосая, крутобедро-высокогрудая, со своим укромнейшим, уютным лоном… Словом, во всем своем расцвете красоты, шарма, прелестей и обаяния. Прекрасная, похожая на богиню. Сам-то Энки выглядел не очень, уже не прежним молодцом, эти три недели воздержания дались ему с трудом — он исхудал телом, спал с лица, обрюзг душой и, чтобы хоть как-то выжить и не залезть в петлю, завел себе двух любовниц. Бывшего генерала от бронелазии Энбилулу и бывшего же сказителя от дипломатии Энкинду. Ануннаков ласковых, покладистых, проверенных и безотказных. Эх, если бы не они…
