Мгновение — и орлы, резко взяв низкий старт, разлетелись, в ангаре остались только Ан, Тот, Шамаш и кабысдох-серворобот. Это не считая реактивного грузовика «Апина».
— И чему только их в академиях учат? А если завтра, бля, война? А если завтра, бля, в поход? — без намека на патриотизм заметил Шамаш, с наслаждением, как это и положено зэку, которые, знамо дело, сторожевых собак любят нежно, пнул серворобота и повел дорогих гостей в лице Ана и Тота осматриваться. Полюбоваться на что было, было. Хозяйство Шамашу досталось великое — трудяги-грузовики «Апины», транспортные «Гиры», прогулочные яхты «My», туристические планетоиды класса «Шем». А огромные запасы топлива, зипов, ремов, расходной роботехники, средств малой кибернетизации. Да, вопросов нет, звездолет был действительно суперкласса — хочешь, любуйся на астероиды, хочешь, высаживайся на планеты, хочешь, сиди не высовываясь. Что хочешь. Так что было на чем вывозить кубаббару, куги, ханумак, триноплю и икру карпа Ре, ох было. Вопрос только в том, как все это богатство взять. Да так, чтобы тихо, мирно, без шума, зноя и пыли. А главное, без головной боли. Без всяких там разбродов, шатаний, волнений рабочих масс. Без активной жизненной позиции кадров, которые, как известно, решают все. Так что походили Ан и Тот в обществе Шамаша, полюбовались на триумф технической вседорбийской мысли да и подались вниз, на нулевую палубу, в погрузочную дельта-зону. Там, в секторе X, за силовым барьером стараниями Красноглаза и поддужных была устроена зона настоящая, правильная, строгого режима. Со всеми присущими зловещими аксессуарами — лазерным периметром, протоновыми локалками, антигравитационными платформами в роли бочек
[158]
. Все было сделано грамотно, по уму, толково и с душой, благо знаний, энтузиазма и личного опыта хватало. И вот уже третий день цвет, элита вседорбийского общества — успешные функционеры, вальяжные генералы, процветающие политики — хавали пайку. Дрались за нее, ходили на парашу и доблестно превращались кто в педерастов, кто в чертей. Мужиками становились деляги-бизнесмены, ворами — и в самом деле воры из органов правопорядка. Процесс шел активно, режим прессовал, уют был еще тот, а жирность ниже плинтуса. Похоже, скоро уже можно было бы вести речь о нормах, выработке и трудовом десанте.
— Да, брат, а ведь у тебя здесь порядок. Образцовый, — искренне восхитился Ан и крайне одобрительно кивнул. Красноглаз же очень нехорошо оскалился и голосом, полным ненависти, изрек:
— А для этой сволоты, утес, мне ничего не в лом. Готов стараться рогом с восхода до заката. БУР вот качественный замастрячили вчера, трюм, если бог даст, задвинем сегодня. Путевый трюм, глухой, с невыгребной парашей. До упора прессовать надо всю эту гниль, это разве ануннаки? Падло. Да любой пидор у нас на Нибиру даст сто очков фору здешним паханам. Всех, так вот растак, на гной, всех, и не так, и не сяк, и не эдак, в пахоту.
Затем Красноглаз цинично выругался, быстро совладал с эмоциями и принялся вдаваться в детали — не спеша, вдумчиво, со знанием дела, с чувством, с толком, с расстановкой. И чем больше Ан вникал, тем сильнее проникался мыслью, что да, все идет как надо, все идет путем — в лагере активно доходили до кондиции восемьсот здоровых, упитанных мужиков. Свинели, зверели, теряли все ануннакское, стремительно, на глазах превращались в рабов. В послушных, с правильной резьбой винтиков машины его, Ана, воли. Причем практически вечных, не ржавеющих, не поддающихся износу — почти у всех местных зэков был дезактивирован ген старости. И ежели учесть, что в прогулочный планетоид влезает полста голов, а самих этих планетоидов на борту не меньше дюжины, то от масштабности всего задуманного просто захватывает дух. Как говорится, копать вам не перекопать, возить не перевозить. Эх, срубить бы денег немерено, разобраться бы с документами, извернуться бы с гражданством. А потом купить бы искусственную, а если повезет, и натуральную планетку, да и зажить на ней в свое удовольствие. Так, чтобы — дом, друзья, бабы, хороший ханумак, добрая тринопля. Дети, черт бы их побрал, внуки, правнуки. Вот такую бы как эту планетку заиметь — с недрами, водой, атмосферой, флорой, фауной. Вот такую бы конфетку. М-да. Ну да ничего, какие наши годы. Еще не вечер. Главное — начать.
Словом, пообщался Ан с умельцем Красноглазом, с одобрением покивал и отправился с мудрецом Тотом ужинать. Чинно, мирно, не спеша, по высшему разряду. С повышенной жирностью. Ну да, как поешь, так и поработаешь. А работы впереди предстоял непочатый край.
Через две недели
— Утес, они входят в атмосферу! — сугубо персонально, словно они были в рубке одни, поведал Парсукал и, до предела увеличив картинку на экране, осведомился по связи: — Эй, третий, третий, я второй! Как там дела? Есть ли турбулентность?
На экране, поблескивая на солнце, тремя стремительными серебряными каплями планетоиды сближались с планетой. С той самой голубой, еще ни о чем таком даже не подозревающей.
— Хорош понтоваться, ты, сучий потрох, твой номер шестнадцатый, — буркнули по связи голосом Шамаша, смачно цыкнули зубом и незлобиво выругались. — Дела, сука, бля, у прокламатора. У нас — заход в плотные слои. И хер с ней, с турбулентностью, прорвемся. А, есть контакт, вздрогнули. Эх, хорошо пошло.
— Да, грамотно идут. — Ан вперился в экран, где планетоиды выписывали кривую, очень глубокомысленно вздохнул и ласково воззрился на Энлиля, тихо ликующего по соседству. — А как тебе, сынок?
Индифферентным голосом спросил, даже как-то вяло, не давая ни малейшей пищи для размышлений.
— Да, отец, хорошо идут, — с редкостной почтительностью ответил тот, разом подобрался, изобразил восторг, но все же прокололся, не совладал с собой, радостно улыбнулся: — Скоро сядут.
На душе, в сердце и особенно в малом тазе у него было необыкновенно благостно. Господи, какое же это счастье, что братца Энки отправили на гной, в пахоту на эту чертову планету. Пусть, пусть встает там грудью на трудовом посту, а он, Энлиль, здесь, с Нинти… тоже уж что-нибудь да поставит. Нет, право же, умом папахена не понять — то рожу бьет ножищами на бреющем, то сам устраивает такую лафу. Никакой логики, последовательности и здравого смысла, как видно, конкретно уже съезжает в маразм. Ну и ладно. Молодым везде у нас дорога, а старикам везде у нас покой. Вечный. Поцарствовал и хватит, пора, пора передавать эстафету.
В то же время Энки, злющий как черт, сидел в салоне головного планетоида и был не то чтобы в миноре или не в духе — в жестоком, беспросветном, крайнем пессимизме. Дьявол побери этого чертового родителя, играющего постоянно на стороне Энлиля. Ну это же надо, блин, постараться, пошевелить извилинами, придумать херню — отправить его, первенца Энки, космической скоростью конкретно в болото. За тридевять земель к едрене фене, туда, куда и Макар своих телок не гонял. На какую-то там третью голубую планету. Кайлить куги, рыть кубаб и разводить, такую мать, карпа Ре. А Энлиль тем временем будет крыть Нинти. Отковывать достойнейшего продолжателя правящей династии, ублюдка, который в конце концов и примет эстафету власти. Ну, сука, гнида, падла, бля, такую мать! Настроение Энки усугублялось еще и тем, что соседи-попутчики ему совсем не нравились: жуть какой начитанный очкастый Тот, данный ему, Энки, Аном в заместители, зверюга и садист мокрушник Красноглаз, да не один, а со своим подхватом, и главное, вся эта сволочь потерпевшая, откомандированная с понтом на свежий воздух. Почти весь планетоид забит бывшими политиками, промышленниками, штабными офицерами. Именно забит. Один только ануннак и есть на ануннака похожий — рулило Шамаш, да ведь и тот сидит за стенкой в пилотском кресле и напоминает о себе лишь громким матом. Да, хорошо, такую мать, начинается вояж, здорово, отрадно, пользительно для души. А Энлиль там на звездолете уже небось жарит Нинти. И так, и сяк, и этак. А тут сношайся с безопасностью, посадкой, погрузкой, дренажом. Эх, такую мать, нет в жизни счастья. Особенно в половой. Так, предаваясь мрачным мыслям, он даже не заметил, как челнок снизился, сбросил скорость и пошел на посадку. За бортом, в прорезях иллюминаторов, закурчавились облака, показались суша, льды, растительность, клякса океана. Вот она превратилась в лужу, в пруд, в маленькое озерцо и, наконец, в безбрежное, не охватываемое взглядом водяное пространство.
