Спасите-помогите, во мне, кажется, проснулась жена.
* * *
Меня разбудил звонок. Кто-то колотил по кнопке в ритме: «Та, та, та-та-та! Та-та-та-та, та, та!»
Не обуваясь, я бросилась открывать. На мне была папина незастегнутая рубаха с длинными рукавами. Здесь я всегда сплю в папиных рубашках. Могу их пару раз вокруг себя обернуть, если что.
– Сонька! – Сережка отбросил чемодан, подхватил меня и прижал к себе. Я ткнулась носом в знакомую ямку под ключицей. Сережка отыскал мои губы. На пару секунд мы с ним составили нераздельное целое.
Не размыкая рук, Сережка потащил меня к дивану. Тут-то я обернулась. И увидела стоящую у дверей маленькой комнаты, во все глаза глядящую на нас Тёму.
– Сережка, стой! Что ты как сумасшедший.
Я вырвалась, нервно запахивая на себе рубашку.
– Ну ты чего, вообще, Сонь? – Сережка беспомощно уронил руки, моргая обиженными глазами. – Что ты как неродная?
Я кивнула в сторону Тёмы. И поняла, что он ее не видит.
* * *
Позавтракав, Сережка умчался по своим каким-то делам.
У меня тоже в тот день было назначено собеседование в больнице на курсах переквалификации в медсестер людей с высшим образованием. Завучиху очень порадовал мой иврит и то, что в прежней жизни я числилась педагогом.
– Но я же почти не работала по специальности!
– Ничего, мы понимаем, что в жизни бывают разные обстоятельства. Но вообще-то ты любишь работать с людьми, с детьми? Сумеешь справиться с классом? Дети ведь иногда такие чертенята!
– Люблю, наверное. На практике обычно справлялась.
– Это хорошо. Значит, и здесь у тебя все получится. Главное – уметь ладить с людьми.
Секретарша забрала мои документы. Сказала, что со мной в ближайшее время свяжутся.
Мне показалось, я им понравилась.
Дома меня встретила Тёмка. Я думала, что после утренней сцены она задаст мне тыщу вопросов. Но она только спросила, надолго ли этот хмырь зависнет у нас.
– Не знаю. Наверное, на несколько дней. Максимум на неделю. А почему он хмырь?
– У него какая-то хмарь в глазах.
– Как у Даника, что ли? Не вздумай только всякую фигню на него валить.
– Нет, Даник хороший. Просто немножечко глупый.
– Тёма, нельзя так говорить о взрослых людях! И вообще, Даня столько нам помогает.
– Так я же и говорю, он хороший! Просто не все понимает. Ну что, что взрослый. Взрослые тоже разные бывают. Сама ж столько раз говорила.
Про Сережку я ничего уточнять не стала. «Хмарь в глазах»! Придумает тоже.
Мы поужинали, и я уложила Тёмку пораньше. Почитала ей перед сном про Данко. Надо ж как-то в чертях нравственность развивать и общественное сознание.
– Ты меня любишь? – спросила она внезапно, когда я, дочитав, привычно наклонилась поцеловать ее в нос перед сном.
– Конечно! Но сердце ради тебя вырывать не стану, – пошутила я.
– Сердце не надо. Да у тебя б и не получилось, – ответила Тёма очень серьезно. – Ты просто люби меня всегда, несмотря ни на что. – Лицо ее в тот момент показалось мне необычайно взрослым и каким-то очень мальчишеским.
Впрочем, с ней такое и раньше бывало. Так что я преодолела искушение, не стала приподнимать одеяло. В конце концов, пусть будет кем будет.
– Конечно, – повторила я. Погасила свет и вышла из комнаты.
* * *
Помня, что Тёмка в соседней комнате и какой у этих чертей тонкий слух, ночью я старалась вести себя с Сережкой потише. Сережка удивился. Сказал: «Ты стала стеснительная какая-то. Отвыкла, наверное». Сам он был неистов. Чувствовалось, что соскучился.
Сережка, конечно, был не прав. Я как раз поражалась самой себе. Насколько я, оказывается, не успела отвыкнуть. Насколько нормальным для меня было то, что он рядом. То, что я могу к нему прикоснуться, прижаться, взять за руку, обнять. Насколько уверена я была, что на любое мое движение он ответит. Между нами все было как раньше!
Словно и не было этих дурацких месяцев врозь, словно и не был наш развод вполне осознанным и выстраданным мною решением. Словно и не было вообще никакого развода.
Сережка, во всяком случае, вел себя так, словно никакого развода и вправду не было. Он даже строил планы на то, как мы с ним заживем в Москве, когда вопросы с деньгами наконец утрясутся. Он был так убедителен и красноречив, разворачивая передо мной сказочные перспективы будущего нашего житья-бытья, что у меня язык не поворачивался его прервать.
Он сидел на краю постели, счастливый, с влажными от пота волосами, пахнущий одновременно мной и собой, а больше всего Москвой, где осталась вся моя прежняя жизнь. Красный огонек сигареты описывал в темном воздухе круги, когда Сережка руками показывал, где в нашем новом доме, где-нибудь в пригороде Москвы, не на Рублевке конечно, но тем не менее, будет зимний сад, где кухня со всякими навороченными прибамбасами, где детская. «Ну ты ж хотела всегда детей? Так теперь мы можем себе позволить! Не больше двух только и старшего чтобы мальчика, хорошо?»
– Со-оня! – простонал он, выбрасывая недокуренную сигарету в окно. Обнял меня, зарылся мне носом в волосы на затылке. – Ты! Господи, как хорошо-то! Ну теперь-то у меня все получится! И как я без всего этого жил до сих пор, не понимаю! Просто как рыба без воды, на берегу задыхался.
А я как жила? И главное, как мне теперь жить дальше?!
* * *
С утра Тёмка ничем не показала, что слышала что-нибудь подозрительное. Съела завтрак и убежала гулять.
В другой раз я б ее задержала. Стала спрашивать, куда она, зачем, приставать с уроками. Но сейчас мне было только на руку, что она так рано умчалась. Не надо объяснять Сережке, зачем я разговариваю с пустотой.
Ничего, скоро он уедет и все вернется на круги своя. Кончится горячее и засушливое лето, пройдут праздники, и начнутся занятия на курсах. Или еще что-нибудь хорошее начнется. И я забуду про сумасшедший угар этих дней. А пока… могу я наконец расслабиться? Взять отпуск от себя самой? И побыть немного безвольным куском пластилина в чьих-то руках. Перестать думать, взвешивать, решать все время чего-то, постоянно чему-то сопротивляться. Могу я понежиться медузой, медленно плывущей по течению в теплых волнах? Хоть капельку, хотя бы пару недель?
* * *
Все это время Сергей был со мною нежен и ласков. Покупал мне цветы, шоколадки, шмотки и мелкие безделушки в лавочках.
Мы с ним бродили по Яффо, обедали в забегаловках на рынке Махане Иегуда, где, как известно, все самое вкусное, свежее и гораздо дешевле, чем в ресторанах. Вечерами пили вино из местных виноделен, заедая французским сыром. Хотя Сережка и ругался, что вино наше с итальянским не сравнить, да и сыр у французов на родине не в пример качественней и дешевле.
