И вдруг тебе становится без кого-то больно и плохо. Прямо дышать без него нормально не можешь. А когда видишь, настает эйфория какая-то нереальная и одновременно язык к нёбу прилипает. Ни слова толком не вымолвить, или, наоборот, несешь какую-то чушь писклявым, не своим голосом. А если он еще и взаимностью ответит, то вообще прям беда! Глупости всякие без конца творишь, причем чувство, что теперь так можно, настало время, что можно все. А потом вы расстаетесь, потому что не может же так длиться вечно, нужно же когда-то и дела делать, и настает мрак без конца и края, и так пока совсем не отпустит.
Ни жить, ни работать по-человечески невозможно, качели какие-то сплошные. Словом, печальный у меня какой-то любовный опыт. У других, может, и по-другому, но у меня вот так, и, как по мне, лучше уж совсем никаких любовей. Вон с Сережкой у нас все было прямо и просто, и жить в принципе не мешало, пока он с катушек не съехал и руки распускать не стал.
– Аграт, а вы как с папой познакомились?
– Ну он отдыхал в Эйлате. А ты же помнишь, как он обычно отдыхал? Пришел на пляж, разложил вокруг себя на песке листы формата А четыре и начал на коленке решать одну из этих вечных, неразрешимых математических задач.
– И?
– И ему, как и всем до него, не хватило данных. Мне показалось забавным подойти, подсказать.
– А он?
– А он сказал, что это лишь сам черт может знать. Пришлось представиться. – Аграт усмехнулась, показывая ровные, белые зубы.
– Он сперва не поверил? Удивился?
– Нет. Он поверил и не удивился. Сказал, всю жизнь ждал чего-нибудь в этом роде. И тогда я очень обрадовалась.
– Обрадовалась? Чему?
– Ну конечно, твой отчим был у меня не первым. Согласись, странно было бы, в моем возрасте. Но, с другой стороны, таких людей, как он, встречаешь не слишком часто. Иногда их приходится ждать веками. И каждый раз такая встреча как чудо.
– Каких людей? Что в нем было такого особенного?
– Людей, с которыми можно иметь дело. С которыми что-то может у тебя получиться. Например, такая вот прекрасная Тёма.
Перекувырнувшись в воздухе, Тёмка слетела в траву, устроилась между нами и снова стала девочкой.
– Расскажи еще что-нибудь про папу! – потребовала она, как мне показалось, сразу у нас у обеих.
– Он любил играть в бадминтон, – вспомнила я. – И воланчик у него никогда не улетал. Даже если совсем, казалось, в сторону отнесло, папа его все равно как-то доставал ракеткой. И он любил петь. Хотя слуха у него не было, поэтому выходило ужасно. Мы с мамой всегда смеялись.
– Неправда, слух у Саши был, – возразила Аграт. – Его просто голос не слушался. Это поправимо, с этим просто надо уметь работать.
– Я помню, как папа мне пел: «Спят твои соседи, волки и медведи…» И было не смешно, а грустно. Я все думала, зачем они все спят, пусть бы лучше проснулись и со мной поиграли. А потом ты мне сказала, что все равно бы не поиграли, потому что они на самом деле далеко. И тогда я, когда вы оба ушли, сама стала сперва волком, а потом медведем и поиграла сама с собой.
Аграт легонько прижала ей пальцем нос.
– Скажи, Соня, а ты что собираешься делать дальше?
– В смысле?
– Ну надо ж где-то искать работу, учиться.
– Не знаю. Я пока об этом не думала.
Вообще-то Аграт права. Надо мне как-то всерьез с работой определяться. Нельзя ж надеяться всю жизнь на незнакомых растяп! И ремонт в кухне давно пора делать, а то дверцы у шкафчиков совсем отваливаются. И ботинки у Тёмы…
– Маймонид говорил: «Не знаешь, что делать со своей жизнью, – выучись на врача».
– Да ну, когда он это говорил! Тогда на врача еще не учились по двадцать лет. Не, в доктора мне поздно. Но я, правда, думала, может, на медсестру? В ульпане опять объява висит, набирают людей с высшим образованием на медсестринские курсы. Стипендия от министерства абсорбции, все дела. Раньше это далеко все от меня было, а теперь, благодаря Жан-Марку, я немножечко себе представляю как.
Аграт одобрительно кивнула:
– А Жан-Марк что об этом думает?
– А он-то здесь с какого боку? Пускай думает что хочет! Скажи лучше, а чем кончилось с задачей? Папа Саша решил ее в конце концов?
– Не помню. Кажется, мы оба о ней забыли.
* * *
Жан-Марк, как это ни странно, был против.
– Тяжелая работа, посменная, – сказал он, когда мы с ним вдвоем обедали в кафе после удачно сделанной операции. – Ни тебя по вечерам дома не будет, ни по ночам, ни по выходным, ни по праздникам.
– Да ну, какая разница? За вечера и выходные платят больше.
– Это сейчас тебе неважно, а когда у тебя появится семья…
– Что ж мне всю жизнь теперь строить в расчете на семью, которая, может быть, когда-нибудь у меня появится? Сам-то ты по своим вызовам в любое время готов сорваться.
У меня еще не прошла обида с тех пор, как мы собрались с ним в прошлый четверг на концерт и уже даже сидели в машине, но тут внезапно позвонил хозяин отравившейся чем-то на прогулке собаки, и мы развернулись и погнали обратно в клинику.
Правда, я не могу назвать пропавшим вечер, после которого собака, которая к нашему приезду уже не дышала, встала и пошла домой на своих ногах. Было довольно-таки интересно. И приятно, когда хозяева называли нас с Жан-Марком волшебниками.
Жан-Марк при этом кривился и отворачивался, а когда ушли, бросил сквозь зубы, что просто иногда везет и все сразу ясно, а иногда, как на прошлой неделе, помнишь…
Впрочем, это я отвлеклась.
Во всяком случае, уж не Жан-Марку решать, что мне делать со своей жизнью. Я в него даже не влюблена ни разу, во всяком случае, не настолько, чтоб больно было и уши закладывало.
Хотя кое-что у нас с ним иногда получается.
* * *
«Прилетаю в шесть утра в понедельник. Не встречай, сам доберусь. Мне пацаны объяснили, как к тебе ехать. Соскучился. Правда ведь, ты все еще моя?»
Правда – не правда, мне-то откуда знать? Год почти прошел. Ладно, увидимся – разберемся. Хотя правильнее было бы спросить: или я еще я?
Понедельник. Ой-ёй! Быстро оглядываю комнату. Какой, к черту, балаган! Тёмка опять носки свои везде разбросала. Возле компьютера который день чашка из-под кофе. А пыли-то, пыли! Надо немедленно вымыть пол. И голову.
А что толкового в холодильнике? Тёмке я вчера варила бульон с рисом, но Сережка такого в рот не возьмет, ему подавай мясо с кровью… Где ж я ему в Иерусалиме с кровью возьму?! Да и сковородку нашу трефовать не хочется, Сережка-то уедет, а мы здесь останемся, и потом, мало ли кто в гости зайдет.
Вот что, нажарю-ка я ему котлет. И пюре картофельного побольше, благо миксер новый. А к чаю можно испечь…
