– Так трудно же – на ровном месте взять и поверить.
– Кто-то обещал, что будет легко? Что, думаешь, нас сюда на курорт прислали? В детстве я рос как маленький принц – старший внук, наследник хасидской династии. Все со мной мамкались-нянькались, ребе в хедере пальцем тронуть не смел, дома все пупки от курицы мне. А потом – раз – революция! Раз – и Освенцим! А кто мог знать?!
– Вы были в Освенциме?!
Ребе молча засучил повыше рукав, и я увидела татуировку.
– Не может быть! Да как же вы там выжили?!
– Будем считать, что мне повезло. Не забывай, что у всех есть выбор, даже если ты капо или солдат вермахта. Передай мне вон ту миску!
Миска была полна остатков, поэтому, прежде чем передать, я аккуратно выплеснула содержимое в помойное ведро.
– Так вот, в лагере я принимал лекарство из пяти ингредиентов. Во-первых, понимал, что мне это ниспослано за грехи. Во-вторых, радовался, что грехи свои искупаю. В-третьих, осознавал, что ничто не бывает зря, и потому, в-четвертых, всегда пытался понять, что именно мы из этого учим. Ну и не забывал, что, раз мы в руках Всевышнего, значит, по воле Его это все может закончиться в любую минуту. Так или иначе, но закончиться.
Я не выдержала и рассмеялась. И впрямь неплохой совет: помнить, что любая фигня всегда может кончиться, в любую минуту.
Или смениться другой какой-нибудь фигней.
– Нет, ребе, боюсь, я для этого слишком рациональна. Как это так: вдруг поверить?!
– Не вдруг. Постепенно. Начнешь учиться, соблюдать кошрут и шабат, и потихонечку оно само придет. Я сколько раз наблюдал.
– Хм. И сколько времени уходит на такое духовное перерождение?
– По-разному. У кого-то пара месяцев, у кого-то вся жизнь. Но куда нам, в сущности, торопиться? А кто этот молодой человек с французским акцентом, которого ты к нам привела?
– Бывший работодатель. Его семья не смогла приехать на праздники. Ничего, что я его позвала?
– Прекрасно сделала, что позвала. Мне понравилось, как он на тебя смотрел.
Скрипнула дверь, и на пороге возникла заспанная Тёма. Она, как и большинство детей, заснула, не дожидаясь конца седера, и была уложена на большой диван посреди раввинских внуков, правнуков и праправнуков.
– А мама ушла?
– Ушла, Тёмка. Не расстраивайся! Наверняка она скоро снова придет.
– Я знаю! – Тёмка прижалась ко мне и, вопреки собственным словам, горестно вздохнула. Но тут же оживилась: – А кто нашел афикоман?
[20] Бени?
– Да.
– Я знала! Это я ему подсказала! Я подсматривала, как Натаниэль его прячет!
– Как ты могла подсмотреть? Он спрятал его в кабинете, а ты все время сидела рядом со мной!
– Подумаешь! Я, что ли, не могла сквозь стены не увидеть?
* * *
– Здравствуйте! Извините, что я вам пишу. Я дочь вашей школьной подруги Майи. Надеюсь, вы ее еще помните. Я родилась через семь месяцев после вашего отъезда в Америку. Может, вам это о чем-нибудь говорит.
– Здравствуйте. Майю помню, конечно. Не очень понял, на что вы намекаете. От матери знаю, что Майя, когда мы уезжали, была беременна, но, насколько я понял, ребенок тогда так и не родился.
– У вас неверные сведения. Если б я не родилась, как бы я сейчас вам писала?
– Логично. А почему фамилия Майзелиш? Майя ж Туркина была, я помню. Ее еще в школе дразнили Туркина-Дуркина, она вам не рассказывала? Вы замужем?
– Нет, я не замужем. Майзелиш – фамилия отчима. Он меня вырастил и усыновил.
– Понял. А от меня вы чего хотите?
– Да ничего не хочу. Просто интересно.
– Боюсь, нет во мне ничего интересного. Обычный человек. Работаю в хайтеке, жена, дети. Свожу концы с концами, как умею.
– Я тоже концы с концами свожу. Видимо, это у нас семейное.))) Живу в Израиле, в квартире, которую отчим завещал, работаю в магазине.
– Звучит неплохо. А почему вдруг решила мне написать?
– А мне мама только недавно рассказала, как вас зовут, вообще всю эту историю. Ну, что вы уехали и даже не знали. Мама говорит, я на вас похожа. Подумала, вдруг когда-нибудь поеду в Америку, можно было бы тогда встретиться. Вот и решила написать.
– А в Израиле в каком городе?
– В Иерусалиме. А что?
– Ничего. Просто мы с женою тоже сейчас в Израиле. У нее родители здесь, мы к ним каждый год Пассовер праздновать приезжаем. Можем встретиться, если хочешь. Ты когда на этой неделе свободна?
– Всегда. Наш магазин всю эту неделю закрыт.
– Пиши адрес. Завтра вечером в шесть устроит?
Трясущимися руками я захлопнула ноутбук. Отец здесь! Я увижусь с ним здесь прямо завтра!
Я не могла дождаться шести часов! То и дело перехватывало дыхание и хотелось плакать.
Будто я опять стала маленькой, еще до появления папы Саши, и у всех есть папа, а у меня, все говорят, папы нет, и мама говорит, папы нет, но так же не может быть, где-то же он все же есть, и наверняка когда-нибудь он придет, и вот тогда все увидят.
* * *
Мама ошиблась. Если не считать родинки, этот лысый потный мужик не был ничем похож на меня. Свитер модного горчичного цвета делал его еще толще, джинсы еле застегивались под пузом. Очки с одним треснувшим стеклом. Тёмку он не видел в упор. Мне показалось, от него пахнет виски.
– А эт-то, значит, твоя квартира? Не хило, не хило, м-да… Однобедренная, двух?
Я даже не сразу поняла, о чем он спрашивает.
– Две спальни плюс салон.
– И два санузла, я правильно понимаю? У отчима, значит, кровных родственников не было и тебе все одной досталось? М-да, квартира в Иерусалиме, да еще в таком районе, это, знаешь, царский подарок. Большие деньги на этом можешь сделать, если не продешевишь.
– Я пока не собираюсь переезжать.
Я налила ему чаю и подвинула ближе баночку с вареньем и сахар. Тонкими ломтиками настругала кремовый торт. Отец ухватил сразу четыре ломтя, плюхнул в чашку три ложки сахару и ложку с верхом варенья и отхлебнул жадно большой глоток. То ли волновался, то ли жизнь у него была очень уж кислая. Язык, похоже, обжег, но даже и внимания на это не обратил. Во всяком случае, говорить ему это не мешало.
– Так тебя Соней зовут? – Он рассмеялся, громко, раскатисто, брызгая во все стороны слюной и чаем. Я в ответ вежливо улыбнулась. – Погоди, ты ж не знаешь еще, с чего я смеюсь. Понимаешь, мы с матерью твоей еще классе в восьмом решили, что у нас с ней все будет по-настоящему. Не как у прочих. Никаких предательств, измен, разводов, абортов. Другие пусть себе как хотят, а у нас все будет хоккей – любовь до гроба, куча детей. Ну дураки были, что с нас взять? Решили, детей у нас будет шесть. Как у Вероники Долиной в песне. Певица такая есть, знаешь? Взяли и на листочке тетрадном написали, как мы их назовем – трех мальчиков и трех девочек, чтоб, значит, все поровну, все справедливо. Первую девочку, решили, назовем Соней. Правда, мы с Майкою хотели, чтоб первым у нас мальчик был, Саша. Но тут уж, сама понимаешь, как выйдет. Так ты, значит, и вправду Соня? Нет, ну надо же!
