– Тёмушка! – взмолилась я, чувствуя, как по щекам текут слезы от облегчения. – Потерпи немножко! Придем домой, там у меня карманный фонарик. Мы достанем из него батарейки. Одну батарейку ты прижмешь к языку концом плюс, другую, – всхлипнула я, – концом минус. И лопай себе свой ток на здоровье! А за провода больше не хватайся, ладно? Вдруг ток еще не везде отключили?
– Ладно. А так вправду можно? С батарейками?
– Ну вот придем домой и попробуем.
– Я не про то! А про как же мы с тобой без фонарика? Света ведь нет.
– Ну, пока светло. А вечером, даст бог, какую-нибудь аварийку включат.
Магазин на углу оказался закрыт, и мы не спеша, преодолевая одно препятствие за другим, двинулись с Тёмой в обратный путь. Немногочисленные прохожие передвигались так же неспешно и неуверенно. За исключением, может быть, одного.
– А почему не расчищают улицы? – спросила я у мужчины, так браво топавшего сапогами, что разбитые стекла и ветки под ним только похрустывали. – И провода почему не чинят?
Мужчина пожал плечами:
– А смысл? Пока снег падает, никакого резону нет. Вот кончится, тогда и… Да вы не переживайте! Это ж ненадолго! Максимум дня три! Потом растает все и опять лето!
– А нам-то что в это время делать?
– Как чего?! Фотографировать! В снежки играть! Наслаждаться! В кои-то веки в Иерусалиме снег…
И дядька уверенно зашагал дальше через царящий вокруг хаос.
Тёма проводила его задумчивым взглядом.
– Соня, а в снежки – это как?
– Ну как, как? Берешь снег, лепишь из него шар и бросаешь в кого-нибудь, – ответила я, на ходу наклоняясь.
Без варежек ладони сразу заломило от холода. Я бросила снежок, попала Тёмке в плечо. Она хихикнула, попыталась повторить. Ее неуклюжий ком развалился в воздухе, не долетев. Пришлось ей показывать все сначала. Зато уж потом она не дала мне спуску!
Может, на гандбол ее отдать, как меня в детстве? Такой, как Тёма, в команде цены не будет!
Интересно, считается ли быть полубесом за допинг?
* * *
Три дня – сказал человек на улице, и мы с Тёмкой, замотавшись во все теплое, что в доме нашлось, приготовились ждать.
Окна я, чтоб не дуло, заложила поролоном из порванного матраса. Двери на балкон завесила одеялом. Ну а носков теплых у нас было завались, мне их еще в начале зимы мать прислала.
Хуже всего было с едой и светом. В смысле, что без света и без еды. Ну и Тёмку еще заметно ломало без электричества. Фокус с батарейками, к сожалению, не удался. Но я отыскала отцовский запас свечей, картошки, опять же на дне ящика немного осталось – ну так же не бывает, чтобы в доме русских евреев совсем не было картошки. Картошка, маслице постное, еще б селедки и огурцов… Ну это уж я совсем размечталась.
В магазин мы с Тёмкой еще дважды выбирались, все с тем же результатом. Впрочем, не совсем. В первый раз на двери висел большой амбарный замок, а во второй дверь была приоткрыта, всего на чуть-чуть, насколько снег позволял, а на крыльце суетился хозяин – смуглый марокканец с сизым отмороженным носом – и пытался отбить снег с крыльца пластмассовой шваброй.
Смотреть на это без слез было невозможно. В конце концов я не выдержала и спросила, что ли у него нет лопаты?
Марокканец послушно сходил домой за лопатой, но орудовал ею так же беспомощно, как до этого шваброй. Пришлось лопату отобрать и самой взяться за дело. Зря я, что ли, отцу два года дворничать помогала, когда его в восьмидесятые из НИИ поперли за то, что он в Израиль собрался?
Конечно, помогала я марокканцу не вполне бескорыстно. Я надеялась, что, когда мы откроем дверь, я смогу купить в магазине чего-нибудь толкового. Но, увы, ничего толкового там не оказалось – сигареты, бобы, рис да банки с оливками. Остальное все либо поперемерзло, либо, наоборот, испортилось без морозильника.
Марокканец объяснил, что как раз должны были завезти товар, как вдруг снег.
– А ты шустрая! – похвалил меня марокканец. – На работу ко мне не хочешь пойти? Временно, на три месяца, пока одна из продавщиц из декрета не выйдет.
– Да я ж ничего не умею – ни с кассой обращаться, ни даже считать толком!
– Не страшно! Захочешь – приходи. Я тебя научу!
Прощаясь, он протянул Тёмке шоколадку. Заметил все-таки! Я уж сперва решила, что нет.
– Хорошенький какой мальчик, черненький. Хотя все-таки зря вы, русские девчонки, с эфиопами связываетесь. Беспутные они все! Что ты, не могла никого поприличнее в отцы ребенку найти?
Украдкой я показала Тёмке кулак, но она только захихикала с полным ртом, пуская шоколадные слюни.
На повороте нам с Тёмой пришлось посторониться – по дороге быстро двигался БТР, подминая под гусеницы все встреченное на пути. Сидевшие в нем солдаты громкими матюгами комментировали ситуацию.
– Снег! Танки! Матерящиеся русские солдаты! Господи, где я?! – простонал с трудом ковылявший за нами старичок. Ботинки его были полны снега, дырявый плащ развевался на ветру.
– Аба! (Отец!) – окликнули его с БТР. – Тебе куда? Залазь давай, мы тебя подвезем!
БТР встал, и оттуда сразу же протянулись руки, помогая старику забраться. Кажется, все-таки он был там, где нужно.
Вечером, когда мы с Тёмой сидели у плиты с зажженными конфорками и наслаждались скудной трапезой, в дверь неожиданно постучали. Я никого не ждала. Данька с парнями третьего дня уехали на работу в Мевасерет и застряли там из-за снега. А других живущих поблизости знакомых у меня не было.
За дверью оказался сгорбившийся под тяжелым мешком голем. С этим мешком, весь с ног до головы запорошенный снегом, голем показался мне похожим на Деда Мороза. Как настоящий Дед Мороз, голем скинул мешок с плеча, неспешно развязал его и начал доставать оттуда масло, сыр, колбасу, курицу, бутылку с вином, свежевыпеченные халы, капусту, клюкву, картошку, огурцы, помидоры, пакет молока, банку хумуса, неизбежные оливки, яблоки с мандаринами…
– Хозяин желает вам хорошей субботы! – важно проговорил голем, доставая откуда-то из глубины мешка большой продолговатый сверток. От свертка тянуло жаром. – Погоди! – предостерег голем. – Руки обожжешь. Мои-то из глины, им ничего не будет. Приготовь глиняный горшок или супницу керамическую потолще.
Мы с Тёмой беспомощно переглянулись.
– Ну хоть кастрюлю какую-нибудь чугунную.
– Это подойдет? – Тёма с трудом выволокла на середину комнаты казан для плова.
Голем радостно закивал, мол, как раз то, что нужно, наклонился и аккуратно развернул сверток над казанком. Взметнулись красные язычки пламени. Запахло костром. В комнате сразу сделалось ощутимо теплее.
– Что это? – ахнула я, подходя поближе и с любопытством заглядывая внутрь.
