Наверняка я сказать не могла, это было лишь подозрение, но камера — единственное, что давало объяснение его нелогичным, странным действиям. Про свою собственную нелогичность вообще не хотелось думать. Я вынуждена была признать, что что-то идет совсем не так…
* * *
Остаток дня я провела, разгуливая по квартире и фальшиво подпевая магнитофону. В конце концов, раз так все сложилось, больше не имело смысла устраивать истерики и трястись. Теперь я живу здесь. Слегка опустошив холодильник, я откопала среди дисков какую-то книжку, и время полетело быстрее. Это было полунаучное чтиво о кинематографе с точки зрения лакановского психоанализа
[9]. Через пару часов я поняла, что не понимаю, о чем читаю, но пассажи о воображаемом и реальном через пленку почему-то показались вписывающимися в мир этого Кая.
Был важный практический момент, игнорировать который было нельзя, но и поделать я тоже ничего не могла. Меня все-таки хватятся когда-нибудь. И что скажет Макс?
Моя сумка либо выпала где-то в переулке, либо находится у Кая в его запретной комнате, и наверняка мобильный телефон уже надорвался от звонков и сел. Макс обязан сообщить о моей пропаже родителям. Он — большой паникер и скрывать ничего не смог бы. А после того как мой отец узнает об этом, он убьет Макса. Просто за дурную весть.
А может, Макс ничего не скажет предкам. Он трусоват. Почему-то теперь я испытывала к нему странную смесь неприязни и раздражения. Я вспоминала все, что было раньше, и это казалось мне таким далеким и мутным, как вид из заднего окна уезжающего автомобиля во время дождя. Странное ощущение, учитывая, что прошла всего-то пара дней.
Так что не исключено, что родители еще даже не в курсе. Отец живет на работе, мы не видим его неделями. А мама предпочитает мариноваться в своих увлечениях и оздоровительных практиках. У нее есть комната для медитаций, и когда бы я ни приходила домой, она была там. Либо занималась йогой, либо познавала себя. В нашей семье в порядке вещей не видеть друг друга, даже если все дома. Наверняка они думают, что я сейчас примерно учусь, а на выходных гуляю с приличным «сырным» мальчиком.
Глаза уже смотрели сквозь текст. Мои мысли плавно вернулись к нашему недавнему разговору с Каем. Он не все сказал про одиночество. Его острее всего ощущаешь, когда возвращаешься к тому, что у тебя есть, и из всего этого начинаешь вычитать пространство, имущество, пока не доходишь до самого себя и вычитать уже нечего.
Сейчас я отняла достаточно, чтобы упереться в то, чего предпочитаю избегать. Себя. Раньше от этого спасали кредитная карточка, интернет, Макс, гардероб, забитый вещами до отказа, и кино. Это поддерживало хороший режим автопилота.
Сейчас внезапно словно настроили фокус всех моих каналов восприятия.
Цветов вокруг почти не было, но те, что были, казались ярче, чем кислотные витрины.
Каждый звук вызвал эхо. Вокруг и внутри меня.
А в душе впервые за долгое время клокотал жуткий водоворот переживаний. Это походило на эмоциональную рвоту.
Да, жизнь — странная штука. Иногда в ней случается что-то из ряда вон выходящее. Приходит некто с глазами из хрусталя и возвращает тебе ощущение настоящей реальности грубым, страшным способом. Ты проклинаешь этого человека, но почему-то слушаешь его. Ты могла заткнуть уши. Игнорировать его. Ты сама стала с ним говорить.
Ход моих мыслей мне не нравился. Начиналась переформулировка понятий. Смена ролей и отношений. И куда это приведет, думать вообще не хотелось.
Я вздохнула, вернувшись к мыслям о родителях. В данный момент я не ощущала, что мне их не хватает, вместо этого думала, как они воспримут мою пропажу. Хотелось знать, что они ощутят… разницу. Есть ли я в своей комнате и есть ли вообще. Мы общались урывками. Когда отец еще только начинал работать в этой компании, которая заменила ему все, можно было говорить о каком-то чувстве семейности. Но того времени я почти не помнила. Сейчас это осознание показалось мне страшным.
Пальцы непроизвольно сжались в кулак. Размышления о семье всегда вгоняли меня в меланхолию: там слишком многое было упущено нами тремя, и самое ужасное, что ничего не хотелось наверстывать.
Взгляд вдруг скользнул по пачке сигарет, оставленной Каем. На подоконнике валялась и зажигалка. Недолго думая, я извлекла одну и покрутила ее между пальцев.
Впервые я закурила в тринадцать лет, вместе с компанией одноклассниц. Мы решили не мелочиться и через одного старшеклассника купили себе сразу вишневые сигары. Помню, как мы давились дымом и глупо хихикали. У меня почему-то дым пошел через нос и страшно защипало внутри. Тогда я подумала, что курение — процесс, эстетичный только с виду. А потом мы строили из себя знатоков и говорили, что если уж курить, то только крутые марки, а не какой-то там туберкулезный Kent. Откуда вообще берется этот выпендреж в таком возрасте?
Когда рот наполнился дымом, мне мигом вспомнилось то время. Стало смешно, как только я представила себе юных девочек, неумело орудующих сигарами. Моя нынешняя неуклюжая затяжка тут же вызвала удушье, и я закашлялась, зажмурив глаза и зажав нос.
Закинув недокуренную сигарету куда подальше, я уставилась воспаленными глазами на полупустую пепельницу. Вкус дыма во рту как будто вернул меня в то время, когда жизнь была довольно простой и умещалась на странице школьного дневника. Правда, среди вписанных в графы уроков не было и намека на самые разные разговоры и первые попытки познать мир искушений и растущих желаний. Я вдруг осознала, что это давно в прошлом. Более того — какая-то важная дверь закрылась, как только меня похитили.
В двенадцать лет схожее ощущение необратимости посетило меня, когда папа дал мне кредитку с баснословной суммой — а самое главное, я даже не знала, куда это все деть…
«Пусть у нее всегда будет доступ к финансам, мало ли…» — рассуждали папа с мамой.
И что я сделала? Накупила вредных шоколадок, видеоигр и вожделенный блеск для губ с запахом клубники. Этими вещами измерялось мое подростковое всесилие. После этого я поняла, что могу делать что хочу, и повысила ставки и требования к миру.
Тогда это сделали деньги.
А теперь человек.
* * *
День прошел довольно бестолково. Я то читала, то внезапно принималась метаться по комнате, когда меня озаряла очередная бесполезная идея вроде простукивания стен в поисках тайного входа.
Потом ждала. К вечеру я стала часто поглядывать на часы и высматривать в окне знакомый силуэт. Улицы опять накрыл туман, а в воздухе уже чувствовался привкус ночи и холода. Редкие огоньки вдоль канала были практически не видны, и мир вдали казался утонувшим во тьме безвозвратно.
Куда это Кай опять пропал? Мне было скучно и немного боязно…
Когда стало темно, я попыталась найти выключатель, но впустую. Выяснилось, что свет включался только на кухне и в ванной. Какой дурацкий, нелепый дом. Все здесь какое-то неправильное. Я немного боялась темноты, потому что не знала, что в ней увижу. Иной раз предметы принимали самые странные очертания и возникал суеверный страх. Хотелось включить свет везде где только можно, но в голову почему-то лезли дурацкие мысли о счетах. Мало ли, вдруг Кай экономный… Единственным, что слегка освещало комнату, был фонарь у дома.
