— Хватит, — еле слышно прошептала я, чувствуя, как он продолжает проводить губами по моей коже и волнение расходится кругами от тех мест, к которым он прикоснулся.
— Тебе же нравится, — шепнул он.
— Ты… враг. Я не должна это терпеть, — произнесла я, вцепляясь в его руку, которая мягко скользила по моему предплечью.
— А ты и не терпишь, — усмехнулся он. — Ты хочешь большего.
— И как ты себе это все представляешь? Зачем? — спросила я.
Его рука мягко разжала мою ладонь, которая пыталась остановить его, и наши пальцы охотно переплелись, словно зажив своей жизнью.
— Какой странный вопрос. Его не задают, когда тебя целуют.
— Тебя не целуют, когда ты — пленник. Я не хочу. Ты меня заставляешь.
— К этому я тебя точно не принуждаю. Я рад, что не ошибся в тебе, — сказал Кай, зарываясь лицом в мои волосы.
— Что… ты имеешь в виду?
— Я про галерею, когда мы только встретились. Внутри тебя есть важные для меня вещи. И чтобы не упустить их, я решил украсть человека.
— Тебе хотя бы интересно мое мнение на этот счет?
— Все уже началось, Марина. Мы неразлучны, запомни это.
Все, что он говорил, звучало как угроза. Происходящее угнетало и одновременно будоражило. Чем больше я ему позволяла, тем быстрее меня разносило в клочья. Кай что-то уничтожал, он был прирожденным убийцей. По пепелищу шла какая-то новая Марина, но я боялась ее. Она приходила из темноты души Кая, и ничего хорошего это не сулило.
Его губы пробежались от плеча до виска. Он провел языком за ухом, и от этого меня начало трясти. Я чувствовала, что тоже хочу к нему прикоснуться, но понимала, что это будет подобно смерти.
Но пока я еще жива и не могу позволить ему завершить это… уничтожение меня.
Найдя в себе силы резко оттолкнуть Кая, я отскочила к шкафу, словно это был какой-то надежный тыл.
— Не прикасайся ко мне, — дрожащим голосом прошептала я.
Кай слегка улыбнулся и задал сбивающий с толку вопрос:
— Мне кажется, или ты хочешь залезть в шкаф?
— И залезу, — на автомате огрызнулась я. — Я не буду к тебе прикасаться. Я не хочу, ты… враг!
— Почему это должно мешать нам? — спокойно поинтересовался он, складывая руки на груди.
— Да ты больной! — сказала я и, увидев, что Кай двинулся ко мне, выкрикнула: — Не подходи ко мне!
— Марина, я и пальцем к тебе не притронусь, если ты против, — с незнакомой доверительной ноткой в голосе произнес Кай. — Но ты сама этого захочешь. Ты сама меня об этом попросишь.
Улыбка, как коварная змея, скользнула по его губам. Я присела на кровать, пытаясь унять непонятную дрожь. Лучше бы он этого не говорил. Я ведь знаю теперь, что Кай не ошибается, но не хочу знать ничего о том, что сделаю, о чем попрошу. Пусть лучше так, чем знать, что мое отношение к нему начинает меняться против моей воли.
Кай прислонился к подоконнику и какое-то мгновение взирал на меня в тишине. Я тоже молчала, не желая ни смотреть на него, ни в очередной раз объясняться непонятно за что.
Но что-то в Кае стало другим. Я уже могла различать перемены в его взгляде. Он смотрел иначе — в упор, но словно насквозь. Потом стремительно подошел ко мне и велел:
— Сейчас все просто отлично. Только подними слегка голову.
— Что?
Кай взял меня за подбородок и приподнял его. Отойдя назад, он помедлил, будто любуясь результатом, а затем любовно поправил ворот рубашки и слегка провел ладонью по волосам.
— Так-то лучше. — Кай пошел прочь из комнаты, бросив на ходу: — Не двигайся.
Недоумевая, что еще пришло ему в голову, я застыла в ожидании. На изнасилование не походило, но я не знала, чего мне ждать.
Он вернулся через несколько минут с фотокамерой. Причем это была не какая-нибудь мыльница. Взгляд Кая был прикован ко мне, но выражал уже знакомое холодное любопытство. Некоторое время он настраивал фотоаппарат, а потом навел объектив.
— Великолепно…
Черный блестящий глазок также беззастенчиво, как и его хозяин, впился в меня, и Кай сделал пару снимков. Я продолжала сидеть, как он меня посадил, глядя на него с искренним недоумением.
— И что это должно значить?
— Поверни голову к окну, — с отсутствующим видом ответил он. — Не так сильно. Да. Идеально.
Щелчок.
— А теперь выпрямись.
Щелчок.
— Так, теперь подними ворот рубашки. И на меня смотри.
Я безропотно выполняла его команды. Кай казался абсолютно поглощенным работой, и мне даже почудилось, что объектив — это его третий глаз, такой же впивающийся и бездушный, как он сам.
— А теперь, Марина, — по его губам скользнула озорная усмешка, — вспомни, как я тебя обнимал. У тебя было удивительное выражение лица.
Видимо, от одной только мысли о тех ощущениях, что он во мне вызвал, мое лицо изменилось. Кай довольно хмыкнул и снова щелкнул.
— Хоть покажешь? — поинтересовалась я.
— Потом, — кивнул он и опять скрылся в коридоре.
Вернувшись через мгновение, он сказал:
— Мне надо сходить по делам. Обещай, что будешь вести себя хорошо. Никаких вечеринок.
— Да пошел ты, — вяло пробормотала я.
Остряк чертов. Только шуточки у него тупые.
Я уже ничего не понимала.
Кай, как всегда, усмехнулся, обдав меня обжигающей изморозью своих глаз, и деловито скрылся в коридоре. Через мгновение хлопнула дверь и настала тишина.
* * *
Внезапно я вспомнила про запретную комнату и ринулась туда со всех ног. Кай предугадал и такой поворот событий, и дверь встретила меня глухим клацаньем замка. В замочную скважину смотреть было бессмысленно, она была слишком маленькая.
Пришлось в полном разочаровании вернуться в главную комнату. Поставив первый попавшийся диск, я стала уже который раз за день мерить помещение шагами, думая, чем можно заняться.
Из колонок лился надрывный рок, под который хотелось колошматить витрины дорогих бутиков и бегать по улицам голышом. Из окна можно было видеть, как силуэт Кая удаляется вдоль канала, прежде чем полностью раствориться. В любое время суток пейзаж за окном выглядел одинаково заброшенным. Если глядеть на него каждый день, то волей-неволей начинаешь думать, что ты существуешь словно вне остальных людей.
Я поежилась, все еще словно чувствуя губы Кая на своей шее. Мой похититель ушел, но ощущение его присутствия за моей спиной осталось.
Чего он от меня добивается? Оскорбления сменялись психоанализом, а потом совершенно неуместной попыткой соблазнения. Пробовал ли он на мне все подряд, чтобы… что-то понять? Смутно мне казалось, что ответ скрывался в фотокамере. То, как он с ней прибежал, его выдало. Он как будто ждал момента, чтобы схватиться за нее. Я помнила его взгляд в тот момент — сосредоточенный, анализирующий и при этом жадный. Как будто он до чего-то дорвался.
