— Ты остаешься тут. Все. Ты больше не живешь своей старой жизнью. Теперь у тебя есть только эта квартира и я. Чем раньше ты примиришься с этой мыслью, тем лучше для тебя.
И он скрылся где-то в глубине квартиры. Я ошеломленно переваривала услышанное. Этим утром я ожидала услышать что угодно, но не это. Зачем ему я?
Flunk пели, что королева преисподней ушла с откатом прибоя, теперь она в другом мире. И в нем она — никто.
* * *
Некоторое время я сидела на кровати среди скомканного одеяла и раскиданных подушек и покачивалась, пребывая в странном трансе. Передо мной все еще стояло его лицо с неприятной усмешкой, а в ушах звучали обрывки фраз.
«Ты не можешь ненавидеть меня вечно…»
Я постараюсь. Я постараюсь ненавидеть тебя всегда, Кай. Это, по крайней мере, будет естественно.
Медленно я сползла с кровати и попыталась найти зеркало, чтобы оценить свой внешний вид. Судя по заляпанным неизвестно чем джинсам и спутанным в клубок волосам, я выглядела просто ужасно. Я прошлась по комнате, разминая тело и прислушиваясь к происходящему в квартире. Где-то в глубине ее слышались приглушенные звуки, свидетельствующие о присутствии этого урода.
Рука болела меньше. Все шевелилось. Хоть это радовало.
Подойдя к окну, я обнаружила, что оно выходит на безлюдную часть какого-то канала, залитого утренним туманом. Густая дымка вязко расползалась между однотипными зданиями. Пейзаж был абсолютно безлюдным.
Окно свободно открывалось, и вместе со свежим воздухом туман будто вполз в комнату. Или его часть уже впиталась в эти стены. Мир вокруг напоминал размытую акварель.
Я свесилась через подоконник, оценивая расстояние до земли. Слишком высоко, чтобы прыгать. Даже если, как в голливудских фильмах, связать из простыней веревку, земли все равно удастся достигнуть только в свободном полете.
Кай наверняка прекрасно знал, что я не рискну прыгать с такой высоты. Вот откуда его уверенность. Вот откуда такая свобода.
«Заори!» — услужливо подсказал внутренний голос.
Чуть помедлив, я завопила изо всех сил на английском:
— На помощь! Пожалуйста! Эй!
Мой крик разнесся во все стороны и заглох. Здания вдали выглядели заброшенными. Да жил ли кто-то вообще в этом доме?
Кай даже не отреагировал. Это говорило только об одном — он знал, что здесь нет никого, кроме нас.
Меня охватило отчаяние, от которого снова захотелось разреветься, но это вряд ли помогло бы. С грохотом я закрыла окно, чувствуя себя глупо. Было бы неплохо вообще разломать ему все к чертовой матери, чтобы он знал: пленники — это дорогое удовольствие.
Я вышла из комнаты в коридор. Там царил полумрак, но на стене висел маленький светильник, и я дернула свисающую из-под пыльного абажура цепочку. Раздался щелчок, однако свет не зажегся. Ублюдку явно лень менять лампочки.
В уже знакомой кухне царила чистота и пустота. Я быстро выдвинула пару ящиков в надежде найти нож или что-нибудь острое. И вилка сошла бы. Но в ящиках для приборов осталось только ситечко для чая. Он убрал даже ложки! Все, что осеняло меня сейчас, было уже продумано им вчера. На сколько шагов он опережает меня?
Коридор упирался в уже знакомую входную дверь, от которой несло холодком. Я осмотрела замок и снова почувствовала разочарование. Он действительно закрывался на ключ, а его мой похититель унес с собой.
Но я не могла не отметить, что дверь довольно нетипичная для европейских домов — тяжелая, металлическая. Часто двери и заборы в Амстердаме выглядели чисто символическим элементом интерьера и были сделаны из материала чуть плотнее папье-маше.
«Нормальный у тебя бункер», — подумала я про Кая.
С сожалением оставив прихожую, я вернулась в уже знакомую кухню. Дом казался старым, и иногда в таких жилищах бывают запасные двери… Правда, и тут моим надеждам не суждено было оправдаться — выхода не было. Во всех смыслах.
Но кое-что я все-таки нашла. В конце коридора имелся еще один выход. Замок казался хлипким, и что-то подсказывало — эта дверь ведет наружу. Тянуло свежим воздухом, и в щель возле косяка сочился свет. Но выяснить, что за ней, пока так и не удалось. Тогда я направилась к последней комнате. Ручка мягко опустилась. В красноватом освещении виднелась спина Кая у какого-то стола. Он молниеносно повернулся, и я невольно отпрянула, врезавшись в стену.
Сам похититель вылетел буквально через секунду. Прикрыв дверь и опершись на нее, он сухо спросил:
— Что ты здесь делаешь?
Лучший вопрос, который можно задать своему заложнику! Гуляю и нюхаю цветы, блин!
— Осваиваюсь, как видишь, — буркнула я. — А что ты так вылетел? Чем ты там занимаешься? Внутренности маринуешь?
— Запомни, Марина, — своим спокойным подавляющим тоном начал Кай, проигнорировав мое ехидство, — тебе туда нельзя. Представь, что это сказка о Синей Бороде и можно входить куда угодно, кроме одной-единственной комнаты.
— Хорошая аналогия. Борода-то всех своих девушек мочил.
— Ну, если тебе надо как-то себя мотивировать…
— Я вообще-то ванную искала, — пробормотала я, пятясь назад.
— Прямо позади тебя, — произнес он.
Я обернулась и увидела, что там не просто стена, а отодвигающаяся ширма, отделанная панелями. Недолго думая, я скрылась за ней, чувствуя, как Кай наблюдает за тем, чтобы я попала по назначению.
Выражение его лица меня немного напугало. Вчера я думала, что научилась бояться его чуть меньше, узнав какую-то его скрытую сторону тогда… когда я плакала, а он вдруг утешил меня на свой странный лад…
Я присела на край большой белой ванны и задумалась. Что там такого, за что он мог меня убить? Черт побери, да кто он вообще такой?
Красный свет мне ни о чем не говорил. Какие-нибудь инфракрасные лампы. Для чего?
Я пустила воду и стянула с себя грязную пропахшую потом одежду. Весь мой страх впитался в нее. В дальнем углу стояла стиральная машина, и можно было запихнуть вещи туда, но что-то останавливало. Я просто не могла представить, что снова надену одежду, в которой думала… умереть.
Не зная, что делать с этой грязной одеждой, вызывавшей у меня отвращение, я забралась в теплую воду.
Почему-то в этот момент вспомнилось, как я в детстве плакала. Ванная была особенным местом: только там я могла лить слезы. С шумом текла вода, ревел магнитофон, а я вторила ему своим тихим воем, растворяясь в детских горестях…
И вот я снова плакала позавчера и сегодня утром. Давно такого не было. Однажды усваиваешь, что слезы — избыточная эмоциональная реакция и от них ничего не меняется.
Но вчера мой мир перевернулся с ног на голову и плакать хотелось постоянно.
Я брызнула себе в лицо водой.
