Некоторое время я тупо смотрела на потолок сквозь полуприкрытые глаза, а потом решительно их протерла и взглянула немного трезвее. Кровать была удобней кухонного стула, и я могла бы лежать так вечно, но мысли начали свой тревожный бег, остановить который уже было невозможно.
События проносились в голове обрывками.
Я вспомнила крыльцо, все дальше и дальше уходящее от меня, и чьи-то руки, до боли сжимающие мое тело. Потом веревку, багажник и собственные крики в пустоту… Как меч, повисло имя Кай, которым нарекли человека со взглядом рептилии…
Последнее, что я помнила, — это кухня и то, как он спокойно произнес «завтра». Или пообещал. Скрючившись, я странным образом уснула прямо на стуле. Определенно, кровать была намного удобнее. Медленно приподнявшись на локтях, я прислонилась спиной к стене и уставилась перед собой. Тусклый утренний свет расползался от окна широкими полосами. Вся комната была в этот утренний час серой, абсолютно выцветшей.
С трудом повернув затекшую шею к окну, я замерла. На подоконнике, небрежно закинув на него ноги, сидел Кай. Опять в черном. С ремня свисала знакомая серебряная цепь. Ветер, проникавший сквозь приоткрытую створку, шевелил его взлохмаченную челку.
«Маленький Дэмиен из “Омена”
[8] вырос, стал эмо и закурил», — пронеслось в голове. Я еще способна была иронизировать…
Он смотрел на меня в полном молчании, которое до поры до времени скрывало его присутствие.
Я окончательно вспомнила, где я. И с кем.
Поежившись, спросила хриплым, сорванным вчера голосом:
— Уже завтра?
— Нет, послезавтра, — поправил меня он.
— Даже так.
Я отвернулась и почувствовала, как что-то обжигающе бежит по венам вместе с кровью. Это был стыд. Впервые в жизни я испытывала невероятный, необоснованный стыд, который был везде. Он поднимался откуда-то из глубины живота и с каждой секундой заливал глаза. Никогда мне не было так неприятно, так унизительно…
Так стыдно.
Кажется, я начинала догадываться, почему… Судорожно пришлось закусить губу, чтобы физической болью привести себя в чувство. Вчера я показала свою слабость, да еще как!
«Бросил! Бросил! Бросил!»
Кровавый ком в горле. Пальцы на моем лице, пальцы сжимаются вокруг сердца.
«Бросил! Бросил! Бросил!»
Все, что я о себе думала — что я уверенная, сильная и равнодушная, — оказалась неправдой: вчера по полу ползала истеричная девочка, которая давилась соплями и слезами и не знала, куда себя деть от трусости. От страха она нашла прибежище в руках своего похитителя, забыв, что он — враг. В глазах защипало, когда я вспомнила, как ревела у него на коленях и цеплялась за него изо всех сил. И Кай все это бесцеремонно наблюдал.
— Что с тобой? — вопросил он. — Эй…
— Н-ничего… Что со мной может быть? — прошипела я, не глядя на него и нервно комкая край одеяла.
— Повернись, пожалуйста, — попросил он, и в его голосе проскользнула уже знакомая повелительная нотка.
— Да пошел ты… — воскликнула я.
Я почувствовала сзади движение: он слез с подоконника и присел на кровать возле меня. Что он сейчас сделает? Ударит? Изнасилует? Сразу убьет?
Я пыталась унять дрожь, но ничего не получалось. А Кай всего лишь приблизился к моему уху и коварно прошептал:
— Ты просила о другом позавчера. Ты плакала у меня на коленях и умоляла больше никогда тебя не оставлять.
Послышался ехидный смешок. Кай знал, как уколоть. Как раз этого я и не хотела слышать. Я чувствовала размеренное дыхание и близость его лица. Щеки пылали, или так казалось, и я раз за разом вспоминала, как вся в слезах корчилась у него на руках. От этого становилось еще хуже.
— Оставь меня, — прошептала я, чувствуя, что сейчас опять расплачусь.
Я не понимала, как он это делал. Я думала, я такая уравновешенная… Владею собой, владею миром.
Ужасно хотелось домой.
— Тебе стыдно, — понимающе произнес он.
— Какое тебе дело?
Он промолчал. Слезы побежали по моему лицу.
— Могу понять. Сначала я для тебя — страшный говнюк, потом ты рвешь на мне майку и закатываешь сцену, какой мне не устраивала ни одна бывшая. — Он хмыкнул, и мне захотелось ему врезать, да так, чтобы он плевался кровью. — Видишь ли… Никогда не знаешь, на каком этапе начнешь доверять, — почти что дружелюбно добавил он.
У меня не было желания комментировать или спорить, хотя ужасно раздражал этот менторский тон. Спустя несколько минут молчания я спросила с нескрываемым напряжением:
— Сейчас, когда ты видишь меня утром, при свете дня, когда ты видишь все, что ты со мной сделал… ты принял решение?
Кай отвернулся, и теперь мы сидели фактически спина к спине. Минут пять он молчал, затем произнес:
— Да, я решил, что с тобой сделаю.
Я медленно повернулась к нему, и он, тоже слегка обернувшись, сказал:
— Я оставлю тебя себе.
— Зачем? — глухо спросила я.
— Зачем? Глупый вопрос. Зачем парню нужна девушка?
— Тебе нужно, чтобы я занималась с тобой сексом? Или чтобы я тебя даже любила? А может, убирала в квартире и была твоей рабыней?
— Это грубо и примитивно.
— Ах, мы же возвышенные и утонченные…
— Ну, что-то вроде того. У меня пока нет для тебя определенного назначения, так что… можешь делать что захочешь. А там посмотрим.
— Урод.
— Меня зовут Кай.
— Ты урод, Кай.
— Это пройдет, Марина, — по его губам скользнула какая-то грустная, даже сочувствующая улыбка. — Ты не можешь ненавидеть меня вечно… Думаю, в глубине души ты уже перестала.
Я бросила на него злой взгляд исподлобья и спросила:
— Значит, ты считаешь, что я изменю свое отношение к тебе?
— Мне все равно, как ты ко мне относишься. Результат все равно будет один.
— И ты правда думаешь, что я буду спокойно к этому относиться? — с ненавистью прошептала я.
Кай нагло ухмыльнулся и сказал:
— Да, я так и думаю. Тебе ведь это нравится на самом деле. Уже начало нравиться со вчерашнего дня.
— Ты ошибаешься, — так же чуть слышно ответила я.
— Значит, скоро понравится.
Он коротко улыбнулся и встал с кровати, направляясь в коридор.
— Ты можешь делать здесь все что захочешь, — бросил он через плечо.
— Тогда можно я уйду?
