— Слушай, ты, белобрысый. Если Алису обидишь… — угрюмо прогудел Дима, явно начиная закипать.
Клякса поднял на него взгляд, будто только что увидел, посмотрел так… холодно, равнодушно-оценивающе, со снисходительной усмешкой в уголках губ и поинтересовался насмешливо:
— То что?
— Глеб! — выдохнула я возмущенно, тут же растеряв всякий артистизм, и негодующе ткнула его кулаком под ребра. — Ну вот зачем ты задираешься?!
— Я не задираюсь, я поддаюсь на провокацию, — усмехнулся он. — Конечно, можно потерпеть, родственников ведь не выбирают, но зачем, если существует способ решить эту проблему раз и навсегда? Лисеныш, прости, но твой брат уже достал меня своими повадками быка-производителя и вызывает вполне искреннее желание поправить ему рога.
— Да ты…
— Нет, мне определенно нравится этот тип, — расхохотался Макс, обрывая вскипевшего старшего. — Один раз на тебя посмотрел — а какая точная характеристика! Максим, — назвался он, подходя и протягивая измененному руку. — С твоего позволения и в домашней обстановке — я по-простому, без чинов.
— Глеб, — ответил мой пират, пожимая протянутую ладонь. — Отрадно видеть, что Алиса в этой семье — не единственный разумный человек, а то я уже начал подозревать, что ее подбросили.
— Всех подбросили, не всех поймали, — хохотнул в ответ Макс. — То есть таможня дала добро на отгрузку? В смысле, ты вот прямо сейчас мелкую собираешься забрать?
— Не вижу смысла откладывать. — Глеб пожал плечами. — И всякие формальности в таком случае будет куда проще уладить.
— Ну да, тоже верно, — согласился младший.
— Мальчики, а вы не забыли, что я все еще здесь? — мрачно уточнила я, хотя из объятий Глеба освобождаться пока не спешила.
— Я заметил. А вот собранных вещей — что-то не очень, — отозвался Клякса.
— Такими темпами и не увидишь, — пригрозила я, хмурясь.
— Так, вот тут мы, по-моему, уже лишние. Пойдем, большой брат, они без нас прекрасно справятся, не маленькие, — быстро сориентировался сообразительный Макс и, когда мы посторонились, вытолкал Димку, даже дверь за собой аккуратно прикрыл. Прикрыл, я специально обратила внимание.
Несколько мгновений мы молчали, причем я бездумно теребила какую-то награду на груди мужчины, а он замер изваянием, продолжая прижимать меня к своему боку. Потом глубоко, шумно вздохнул и проговорил негромко, виновато:
— Я все-таки давлю, да?
— Есть такое дело, — согласно проворчала я.
А сама перевела дух: хорошо, что он все понял. Значит, у нас действительно есть шансы — не только на то, чтобы нам было хорошо в постели, а на нечто большее, настоящее, долгое.
— Прости. Никак не привыкну…
— К чему?
— К жизни. К нормальной человеческой жизни, — медленно, раздумчиво проговорил Глеб, еще больше меня озадачив. — Это… сложно.
— Что именно? — уточнила я растерянно, запрокинув голову и заглядывая ему в лицо.
— Все, — после долгой паузы уронил мужчина с коротким смешком. — Вин! Ты — моя. Добыча, женщина, да, наконец, жизнь. И никак не получается соотнести это знание с общечеловеческими законами и обычаями цивилизованного общества. Мне сейчас вообще трудно к ним приспособиться и вжиться, я слишком привык действовать так, как удобно и нужно мне. В остальном-то все получается неплохо, но когда я применяю все эти правила к тебе и понимаю, что должен не брать, а спрашивать, а ты еще и отказаться можешь… В общем, я не буду озвучивать, какие мысли и стремления меня в этот момент охватывают.
— Да не собираюсь я отказываться, — вздохнула я. — Наверное. Просто все так быстро, что у меня от стремительной смены обстоятельств голова кругом. Вчера утром я думала, что ты умер, а сегодня ты уже тащишь меня в свое логово, решив вопрос даже с моей буйной родней… Слишком быстро, дай мне хоть немного отдышаться!
— Так в этом и смысл: захватить врасплох и добиться своего, — тихо засмеялся Глеб и шагнул к кровати. Сел на край, устраивая меня верхом на своих коленях, лицом к лицу, коротко поцеловал, будто в задумчивости, и продолжил: — Я до сих пор не могу толком поверить, что жив. Кажется, что сейчас я закрою глаза — и больше их не открою, потому что все, что я вижу, это очередная агония, последнее испытание на «Тортуге».
— Очередная? — уцепилась я. — И что все-таки в нем было, в этом последнем испытании? Ты… это выглядело довольно страшно, а твои слова про «волю и смысл жизни» мало что объясняют.
— Смерть, — коротко ответил измененный несколько мгновений спустя. — Разнообразная и бесконечно длящаяся. Поэтому оказалось довольно просто перенести заключение. Висящая над головой угроза казни воспринималась закономерным продолжением всего этого. Поэтому же, освободившись, я не так спешил встретиться, еще мог думать отвлеченно, мог обещать себе, что просто поговорю, взгляну, уточню, что все хорошо. А потом коснулся, поцеловал и… в общем, теперь от одной мысли, что надо отпустить тебя, напрочь сносит голову.
— И это они назвали везучестью? — прошептала я ему в шею, глотая слезы. — Хороший мой, за что же с тобой… так?
— Не хороший, — нервно хмыкнул Клякса. — Я даже вот это тебе сейчас рассказываю только потому, что знаю: ты добрая, ты непременно меня пожалеешь и согласишься уйти со мной. Вин! Я, честно говоря, затрудняюсь предположить, что могу сделать, если ты вдруг откажешься и передумаешь. Знаешь, наверное, мне в самом деле не жениться нужно, а сдаваться психиатрам. Прости. Не ожидал, что меня так накроет.
Долгое время после этих слов мы сидели в тишине, обнявшись и не шевелясь. Я неотрывно следила за мерной, едва заметной пульсацией жилки на шее мужчины, пристроив голову у него на плече, и пыталась унять слезы и успокоиться, справиться с той болью, которую разбудили слова Глеба. Осознать пугающее смирение этого человека перед очень жестокими ударами судьбы и его всеобъемлющее, беспредельное одиночество.
В книжках пишут о том, как лестно стать центром вселенной отдельно взятого человека, но на практике это оказалось очень жутко и трудно. Страшно понимать, что без тебя его просто не станет. Наверное, высшая из форм ответственности.
Я люблю его, надо это признать. И дело не в эйфории от встречи; достаточно вспомнить два месяца беспробудной тоски, когда и я без него не жила — существовала. Но где найти решимость нырнуть в эту бездну с головой, без возврата?
А впрочем, разве у меня есть выбор? Сердце-то давно уже все решило. Стоит представить, что Глеб сейчас уйдет, и от одной мысли в груди испуганно замирает…
— Говорят, осознание проблемы — это уже половина решения, — наконец, пробормотала неуверенно. — В том центре, где тебя изучают, есть какой-нибудь специалист по мозгам? Может, к нему обратиться?
— Есть, — подтвердил Глеб. — Хотя ему самому, по-моему, лечиться надо.
— Это нормально, — нервно хихикнула я. — Значит, специалист хороший. А вообще, может быть, не так уж все страшно. Я тоже от радости второй день не в себе, просто у меня это проявляется иначе. И… у меня есть предложение. Давай я поеду к тебе, но не навсегда, а с испытательным сроком на две недели?
