— Попробую…
Но и у него ничего не вышло.
— Быть того не может, — удивился Копыто. — Мы же с Иваном не один раз, бывало, сапогами менялись.
— Ну, вьюнош востроглазый, — обратился к Кунице поп. — Теперь расскажешь, в чем секрет?
Вместо ответа Тарас сунул руку в голенище, немного пошуровал пальцами внутри сапога и вытащил оттуда какой-то подковообразный серый комок.
— Что это? — протянул ладонь отец Никифор, а куренной сам полез во второй сапог.
— О, и тут тоже самое есть! — воскликнул немного погодя, вытаскивая наружу странную находку. — Что это такое?
— Хлебный мякиш… — ответил поп, к тому времени успевший рассмотреть непонятную подкову, задумчиво поглядывая на Куницу. — Хитро… Как догадался?
— Иван сильно хромал на обе ноги и жаловался, что сапоги жмут…
— Верно, — кивнул головой священник. — Я тоже слышал. Да только внимания не обратил. Как-то не до того было.
— О чем это вы? — вмешался куренной атаман. — Говорите внятно.
— Видишь ли, Терентий… — степенно оглаживая бороду, промолвил отец Никифор, — этот хлопец сумел узреть то, что не только мы с тобой, но и все Товарищество проглядело. А потому приговорило совершенно невиновного человека, не только к смертной, но и позорной казни. Вот оно как получается. Не Ивана слепой Карпо признал, а только его сапоги… Которые, пока пьяный Непийвода в корчме валялся, кто-то другой носил. А что был тот человек Ивана пожиже, то пришлось ему, чтоб обувка на ноге не болталась, подложку сделать.
— Но почему из хлеба?
— Торопился убивец. Опасался, что Иван очнется раньше и пропажу заметит. А чего в корчме всегда под рукой в достатке? То-то же. Но именно спешка, благодаря сметливости Куницы, каина этого и подвела. Когда бандурист гвалт поднял, он, надевая сапоги на Непийводу обратно, впопыхах о мякише позабыл.
— Складно выходит… Но что-то не слишком убедительно.
— Отчего же. Вот ты стал бы совать себе в обувку, которая как раз по ноге, что-то существенно уменьшающее ее размер? Так, чтоб ходить мешало. Глупо, правда?
— В общем, да… — согласился куренной. — А как все остальное? Нож, нательный крестик?
— А ты сам головой подумай… — усмехнулся отец Никифор. — Теперь, когда с сапогами разобрались, у меня словно полуда с глаз упала. Что нож… Поспрошаем у тех, кто в то время в корчме был, и я уверен, обязательно отыщется казак, который припомнит, как Иван просил одолжить ему нож, так как свой задевал куда-то.
— Это, ладно. А крестик?
— Удивляюсь я тебе, Терентий… — осуждающе хмыкнул священник. — Ты же запорожец, а не деревенская баба. Часовых басурманских не раз собственноручно снимал. Вот и скажи мне, много ли тебе доводилось зреть врагов, которые, когда им одной рукой всаживают нож под левую лопатку, а другой зажимают рот… Крика же дед Карпо не слышал?! Так вот, многие ли исхитряются прожить достаточно долго, чтоб успеть повернуться лицом к врагу, вытащить у него из-под рубахи нательный крест и сорвать себе на память?
— Ни одного, — сморгнул атаман. — Ах, ты ж, дьявол, как же я сразу-то не сообразил? И впрямь пелена какая-то глаза застила. Так чего ж мы сидим? Надо бежать, Ивана освобождать!..
— Вот как раз теперь, торопиться незачем… — остановил его поп. — Ивану позорный столб только на пользу пойдет. Совсем к старости сопьется, если не опомнится. Вот пусть и подумает как следует дурной своей головой…
— Сурово… — покачал головой куренной. — Он ведь к смерти готовится! Ему каждый час…
— Вот-вот, — оборвал атамана отец Никифор. — Заодно и о душе вспомнит. Но я не поэтому тебя удерживаю. Епитимию можно б и иную наложить. Ты, Терентий, на радостях о другом позабыл. Ведь, если Иван не виноват, то кто же тогда Остапа Несмачного убил? Вот о чем подумать надо…
— Ну, если сразу не поймали, то теперь уж и подавно не сыскать, — развел руками куренной.
— Думаю, я мог бы попытаться… — отозвался Куница. — Если б мне кто рассказал всю историю с самого начала и поподробнее. А то я только со слов Андрея о случившемся знаю.
— После того, как ты снял обвинение с Ивана, я уже ничему не удивлюсь… — куренной обнял Тараса за плечи и усадил его рядом с собой на скамье. — Закуривай и спрашивай. Я сам на все вопросы отвечу. А если ошибусь в чем, — кивнул на священнослужителя и Цыпочку, — они поправят.
Курить трубку, сидя рядом с куренным атаманом, — честь, которой удостаивались не многие. Поэтому Куница не стал отказывать себе в удовольствии. И только как пыхнул несколько раз дымом, спросил:
— Я вот о чем думаю: за что можно человека убить? При этом рискуя собственной головой. Зная, что если попадешься — пощады не будет. Ну, был бы покойник купцом заморским с мошной толстой или молодым парубком, наставившим кому-то ветвистые рога, а так? За что убивать пожилого казака, которому и так недолго ряст топтать оставалось. В саму пору в монастырь собираться.
— Он и собирался… — подтвердил догадку Тараса поп.
— И в самом деле, странно… — согласился куренной. — Человек не курица, а и той, без надобности, голову не сворачивают. Значит — мешал он кому-то. Знал или видел что-то тайное…
— И что? Столько лет хранил ее, нигде ни словом не обмолвился, а теперь убийца испугался, что Остап проболтается? — промолвил Цыпочка.
— Тоже верно… — согласился с молодым казаком отец Никифор. — Гм, а если он только вчера, здесь кого-то увидел? Например, человека, которого считал мертвым, и потому не упоминал о нем? Несмачный долго в плену у басурман был. Мог, например, лазутчика их заприметить?!
— Или наоборот, — оживился атаман, — тот, кого он мог в чем-то уличить, заметил старого казака первым!.. И убил, исхитрившись при этом свалить вину на Ивана!.. Гм, а ведь все сходится, други!.. Я тоже был в корчме, как раз в то время, когда в нее вошел Несмачный. И припоминаю, что переступив порог, он как-то дернулся и произнес что-то типа: «Да это же…». Но тут к нему подскочил Непийвода, — он как раз забирал у шинкаря кубки с вином, — сунул побратиму один в руку, обнял за плечи, повлек за собой к столу… Ну, а чем все закончилось — вам известно. Вот только кого именно Остап мог узнать, не соображу. Даже не припомню толком, в какую сторону он при этом глядел. Что делать?
— Надо рассадить всех так, как они сидели, когда внутрь вошел Несмачный, — предложил Куница. — Мне тут кое-какое умение по наследству досталось. Думаю, я сумею татя опознать…
— Гм, — оценивающе взглянул на парня куренной, — тогда можно попробовать… Вот только в шинке были казаки со всех куреней, и только моей власти не хватит на то, чтобы собрать их всех вместе.
— А тут власти и не надо, — мотнул головой отец Никифор. — Пойдем, сперва переговорим с Кошевым, объясним ему что, к чему. А потом объявим Товариществу, что Непийвода невиновен, и настоящий убийца, один из тех, кто прошлым вечером был вместе с ним в шинке. После чего попросим всех, добровольно, рассесться по тем же местам, где они гуляли вчера. Как думаешь, все придут?
