— Вот ты где, — сказал он, сверкнув глазами.
По ее телу пронеслась странная жаркая волна.
— Ты меня искал?
— Уже собирался.
Она переступала с ноги на ногу.
— Я хотела выпить кофе…
— Придется подождать.
— Да перестань! Кофе не может ждать!
— Меня подождет. Я же принц Казарос.
Не выдержав, она рассмеялась, но его хмурый вид оборвал веселье.
— Ты что, смеешься надо мной? — буркнул он.
— Есть такое. Уверена, это пойдет тебе на пользу!
— Спорное утверждение. В любом случае я хотел тебе кое-что показать. И я не собираюсь стоять здесь вечно и препираться с тобой. — Он протянул руку. — Пойдем.
Ее глаза широко раскрылись от удивления.
— В тебе вдруг проснулись хорошие манеры?
— Да, и проснулись не только они.
— А что же еще? — спросила она, с опаской вкладывая пальцы в его большую ладонь.
— Желание.
Белль вдруг дернулась, но он успел поймать ее руку. Под буравящим взглядом его темных глаз она и правда как будто горела. Изнутри.
— Даже не знаю, что на это сказать, — пробормотала она.
— Вот! Отличная тема для обсуждения. Похоже, я впервые возмутил тебя настолько, что ты язык проглотила. По-твоему, в изоляции я соблазняю женщин?
— Девушкам нравится думать, что они первые, Адам, но вряд ли до меня в твоем замке не было пленниц.
— А зря. Пока твой отец не проник во дворец, ни одна живая душа не попыталась вырвать меня из заточения. Когда пресса поняла, что скандал раздуть не удастся, меня оставили в покое. Может, еще потому, что аварию спровоцировал репортер. Кстати, это не первая автокатастрофа, в которой пострадали члены королевских семей. Пора что-то менять.
Белль признавала, что закрывала глаза на все недостатки, связанные с работой отца. Ведь она обеспечивала их куском хлеба. Несмотря ни на что, она считала отца порядочным человеком, который работал не покладая рук. Но иногда дело заходит слишком далеко: журналисты подвергают людей опасности, и это стоит им жизни… Адам совершенно прав: это пора менять.
— А знаешь… — сказала Белль, держась за его руку, в то время как он вел ее по незнакомому коридору. — Отец не всегда работал папарацци. Он много путешествовал по миру и снимал разные события. Потом он взял меня под опеку, и поездки прекратились. Надо сказать, такие снимки не приносят денег. Людям не нравится видеть, каким гадким бывает мир, они охотнее любуются на ярких и красивых знаменитостей. И смакуют их недостатки, чтобы собственные минусы не казались им чересчур ужасными.
— Что ж, я точно дам им пищу для пересудов. Немного трагического порно к ужину.
— Ты помог мне увидеть ситуацию с другой стороны, — возразила Белль. — Иногда фотографы переступают черту ради снимка, но сейчас ты никак не защищаешь свою личную жизнь, и никто на тебя не посягает. Они не имеют над тобой власти только потому, что знают твое имя.
— Ну спасибо за одобрение. Без тебя я бы не узнал, что имею право на личное пространство.
Белль остановилась и топнула ногой.
— Я пытаюсь до тебя донести, что ты меня переубедил! Мог бы, кстати, отреагировать по-доброму!
— А ты не жди от меня хорошего, — огрызнулся он.
— Как скажешь, — фыркнула она.
Они остановились у двойных дверей в конце коридора, и Белль вопросительно посмотрела на Адама.
— Хочу кое-что показать, — сказал он и, надавив на дверь ладонями, распахнул ее.
В комнате было темно. Окна от потолка до пола закрывали шторы. Адам повернулся, нажал на кнопку, и с легким шелестом ткани тьму прорезала полоска света. Шторы начали раздвигаться, и за ними показались книжные полки, которые простирались от высокого сводчатого потолка до мраморного пола, и, чтобы можно было достать фолиант с верхней полки, через каждый метр стояли лестницы.
— Где это мы? — выдохнула Белль.
— В библиотеке.
— Но я же вчера уже была в библиотеке? — Она с благоговением осмотрелась.
— В замке их много. Это центральная, здесь хранится вся история моей семьи, история страны. А также великие произведения литературы, мировая классика. Вот тут современная беллетристика… Популярные и малоизвестные книги. На этих полках хранится все, что когда-либо было написано.
— Но… зачем ты мне это показываешь?
Белль посмотрела на его израненное грубое лицо. Оно ее больше не пугало, и рытвины на коже не казались ей уродством. Они были просто частью Адама. В его бездонных глазах скрывалось столько боли… Эта боль разбередила ей душу.
— Ты упоминала, что любишь книги, — сухо произнес он.
— Люблю, — пробормотала Белль, робко подойдя к ближайшей полке, и провела пальцем по корешкам, рассматривая собрание. — А еще я упоминала, что люблю своего парня, — сказала она, отчаянно сопротивляясь бурлящим эмоциям. — Но я по-прежнему не могу с ним связаться.
— Печально. Но это по-прежнему неосуществимо. Кстати, я обратил внимание, что ты куда больше восхищаешься книгами, чем своим парнем. Да и выглядишь более возбужденной, когда целуешься со мной, а не когда рассказываешь о Тони.
— Дело не в возбуждении, — отрезала она. — Я просто волнуюсь. Он ждет меня, он обо мне заботится, и он… в общем, в нем я уверена. Нас ждет совместное будущее, после того как я закончу учебу. — Белль не сказала о том, что ни разу не испытывала с ним взрывной страсти, как с Адамом. Если бы она испытывала к Тони хотя бы половину такой же страсти, как к Адаму, то уж точно не осталась бы девственницей. Противостоять напору своего грозного и пугающего тюремщика, совершенно не в ее вкусе, было необычайно тяжело. При этом она почти год сопротивлялась Тони.
Адам не ошибся. Книги интересовали ее куда больше Тони. «И это проблема», — подумала она.
— Страсть — основной компонент любви, — произнес Адам. — Если не любви, то жизни точно. Моя жизнь как раз лишена страсти. Она мрачна и замкнута. Вот ты никого не теряла, у тебя этой страсти должно быть полным-полно. Так где же она?
— Я убеждена, что страсть — это не главное. Например, моя мама, довольно известная личность… Она дочь знаменитой актрисы. В сущности, мама заплатила, чтобы упрятать меня куда подальше. Отец мог выставить ее на публичное осмеяние, но тогда мое имя обсуждали бы в прессе, а он этого не хотел. — Белль засмеялась. — Скорее всего, он прекрасно понимал, что иначе нарушил бы мое личное пространство. Матерью управляли страсти: она брала от жизни все и от души веселилась. А на обязанности ей было плевать. Она не хотела заботиться о собственном ребенке. Поэтому мне хочется спокойствия и постоянства. Я предпочту надежность, а не капризную страсть.
— Похоже, ты чувствовала себя брошенной… — Его голос дрогнул. — Я тебя недооценивал. — Адам покачал головой. — Сейчас я не имею ни малейшего желания снова испытать духовную привязанность. Растоптанные надежды лучше не возрождать. А вот плотские удовольствия… — Он шагнул к ней, хищно сверкнув глазами. — Когда они тебя подхватывают и сжигают… Вот по таким ощущениям я скучал. Ты испытывала когда-нибудь такую страсть, а, Белль? Как твой парень тебя зажигает? Он, наверное, слащавый серфер? Или манекенщик с нежными ручками? С тощей грудью и впалыми щеками? Калифорнийский стиль, да? А этот милашка знает, как с тобой обращаться?
