— Сколько времени до взрыва? — спросил я Малыша, и оказалось, что с начала приключений прошло каких-то сорок минут.
Что может произойти с нами за час с лишним в таких условиях, думать не хотелось, и на секунду я даже пожалел, что мы не рванули судно, находясь в машинном отделении.
— Твою мать! — заорал я бессильно в темноту трюма.
Неожиданно Франсуа шевельнулся и попытался сесть. Не знаю, как бы я чувствовал себя на его месте, не «гуляй во мне» чертов коктейль сыворотки с «птичкой». Однако даже в этом «разогнанном» состоянии я каждой клеточкой ощущал неминуемую интоксикацию.
— Фэйс, — донесся снизу слабый голос француза.
Наклонился и помог легионеру присесть.
В луче фонарика он показался мне белым как полотно. Не знаю, может, так оно и было.
Франсуа покопался в нагрудном кармане и протянул мне какое-то фото. Неожиданно я понял — мой невольный партнер полагает, что у меня намного больше шансов спастись. Ему просто не хотелось, чтобы миловидная девушка с двумя мальчишками на берегу изумрудного озера «погибала» так же отвратительно.
Это были именно те самые персонажи, что я заметил несколькими часами раньше в думах сапера.
— Ноу, — отодвинул я руку Франсуа, — Ноу, — и жестами показал, мол, идем только вместе и до конца.
Не знаю, может мне показалось, но неожиданно во взгляде легионера мелькнуло нечто: благодарность — не благодарность, надежда — не надежда? По крайней мере, он самостоятельно поднялся на ноги и выудил из-за пояса свой фонарь. Посветил на лестницу разукрашенную нечистотами и угрюмо покачал головой — видимо, коснуться ее было выше его сил.
Тронул Франсуа за плечо, обошел и, не глядя, ухватился за первую жирно блестящую ступеньку.
«Плевать, — рассуждал я, перешагивая с площадки, — На нас и так живого места нету — какие уж тут сантименты…»
Однако мой поступок оказался не нужен — просто в очередной раз я мог сказать себе — сделал все что мог. Дверь оказалась задраенной с противоположной стороны и никаких шансов выбраться, по крайней мере, здесь, не было, поскольку признаков задрайки с нашей стороны не оказалось и в помине.
На какое-то мгновение силы меня оставили. Скорее всего, какой-то второй половинкой я еще надеялся не остаться замурованным в темной вони трюма, да еще по соседству со смертоносным зарядом.
Закладывали парни взрывчатку, скорее всего, спускаясь здесь же.
Мысленно отсалютовал их мужеству и стойкости. Ситуация покойных спецов была немногим лучше, чем наше теперешнее положение. В бою на капитанском мостике нам попросту опять «повезло» — первый боец напоролся на шальную пулю, следом не взорвалась граната предназначенная мне и, наконец, Серега своей безумной атакой помог завершить тот бой.
Рассуждая здраво, нам теперь оставалось только ждать. Если по истечении двух часов взрыва не произойдет, то время наше почти сочтено. Нет ни воды, ни продовольствия, к тому же в моем организме что-то начинало противненько дрожать — спазмы — не спазмы, подергивание какое-то.
Поразился выносливости Франсуа. Наверняка кто другой уже окончательно сдал бы, а этот после той минутной слабости с фотографией сидит себе на загаженной площадке по-турецки, да еще и улыбается чему-то, глядя в проклятую тьму.
— Фэйс, — моргнул он лучам моего фонарика и похлопал но площадке, — Ситдаун.
— Банзай? — улыбнулся я ему и подумал что все-таки он и на самом деле бел как полотно.
— Банзай! — твердо ответил тот, и я устроился рядом, чуток его толкнув, мол, подвинься…
Все-таки замечательно, когда у тебя нет шансов — в такие минуты не остается и сомнений. Славная нам досталась компания перед самым занавесом. Я с улыбкой вспомнил хохла Леву и шефа легионеров Джинна. Смешливых близнецов латиноамериканцев…
Фраза: «Как же давно все это было?» — отразила бы мое состояние на ту минуту как нельзя лучше. Действительно, мы с Малышом и Франсуа еще живы и сильно хочется все-таки услышать этот взрыв, которого мы так сначала боялись.
«Как же может так быстро меняться ситуация?» — спрашивал себя я. Ответа не было, да он собственно был и не нужен. Наверняка спустя несколько лет после нашего Армагеддона люди научатся не спешить, и сумасшедший ритм двадцать первого века наконец-то изменится. А пока мы все без исключения принадлежали темпам своего столетия — инерция оказалась сильней ситуации — и каждый из нас жил еще по часам того ушедшего времени.
— Тайм? — шепнул Франсуа, высвечивая фонариком часы на своем запястье.
Опять прошло всего-ничего — час десять.
Неожиданно в наше пространство ворвался какой-то новый звук. Гул, напополам с гудением чавканьем.
— Газолин, — гукнул легионер и, пожалуй, он был прав — началась заправка.
Вот оно наше время, только бы за эти пятьдесят минут вражеский сапер не добрался до таймера и не обезвредил его, а лучше — пускай ошибся бы прямо сейчас!
— Банзай… — неожиданно прохрипел Франсуа, и я его понял — наши мысли опять совпали.
Теперь наше «Банзай» напоминало молитву. На разные лады мы тянули это словечко, и каждый чувствовал насколько его товарищ, запрятанный в черной вони трюма, желает именно такого финала.
— Банзай… — молили мы, — Банзай… — и нас, наконец-то, услышали, потому как, яркая вспышка высветила вдруг противоположный край трюма и грохот взрыва спутал-смешал мысли
«28»
Странное это состояние — ждать собственной гибели и даже желать ее. Когда все началось, и отзвучал первый удар фугаса, я замер от необычной картины катастрофы, разворачивающейся теперь перед глазами.
Фундаментальность — другого слова подобрать было невозможно.
Как выглядел взрыв в машинном отделении, можно было только догадываться, но я с гарантией мог сказать — живых там остаться не могло, потому как, потолок трюма буквально лопнул.
Грохот взрыва заставил корпус судна сильно дрогнуть, и вниз в трюм подсвеченные загоревшимся топливом повалились «пузатые» генераторы и какие-то искореженные куски металла.
Тугая струя, напоминающая выстрел огнемета разорвала пространство и ударила по темной воде, вспученной возле пробоины в трюме. Видимо лопнула одна из основных топливных магистралей.
Судно было обречено, а мы (как ни удивительно) еще живы и теперь нам предстояло решать, как выбираться, однако никаких мыслей на этот счет у меня не оказалось.
— Свиминг! — орал мне на ухо Франсуа, давая понять, что наверняка придется плавать и пристроил свой автомат в положении за спину.
Хладнокровие француза было заразительным. Стал готовиться к заплыву и повторил его маневр с оружием. Ремень оказался коротковат, и я потратил несколько секунд пытаясь растянуть упрямую пряжку.
Неожиданный скрип и первый крен сухогруза напомнили о близком купании в темной воде уже почти закрывающей туши емкостей с нечистотами. По-моему одна из них пострадала при взрыве, поскольку на поверхности откуда-то появились обрывки, сильно напоминающие размытую туалетную бумагу.
