Она перезванивает ему.
– Да? – резко отвечает он.
– Я тоже тебя люблю.
– Я знаю. У нас настоящая любовь. Я никогда не чувствовал ничего другого.
– И мы же все еще влюблены, да?
– Да, конечно же влюблены.
– Хорошо.
– А теперь немного поспи. Отдохни.
– Ладно, посплю.
– Я позвоню, как только узнаю, тот ли это Ал-лан.
– Спасибо!
– Я делаю это ради тебя. Сделаю что угодно ради тебя. Помни это.
– Это любовь.
– Да, именно об этом я и говорю.
Глава тридцать четвертая
В нос ударяет сильный запах мочи, когда она открывает дверь палаты Дорис. Дорис лежит на кровати на боку, а медсестры сменяют ей простыни.
– Они уронили пакет, – объясняет Дорис и морщит из-за запаха нос.
– Вы разлили на ее кровать мочу? – шипит Дженни медсестрам.
– Да, это было… это произошло случайно. Мы все поменяем.
– А разве она не примет душ?
Волосы Дорис снова примялись. Розовое платье промокло и кучей валяется на полу. Пока она ждет стандартную белую больничную сорочку, ее тело прикрыли слишком маленьким полотенцем.
– По расписанию прием душа у нее завтра.
– Но она вся в моче!
– Мы протрем ее влажными салфетками. Если ей нужен душ, для этого потребуется больше персонала.
– Мне плевать, что для этого потребуется! Если вы разливаете на пациента мочу, будьте добры проигнорировать расписание!
Медсестры продолжают протирать Дорис влажными салфетками, смущенно молча. Но одна из них останавливается:
– Извините. Вы абсолютно правы, конечно, ей нужно принять душ. Как думаете, вы сможете нам помочь?
Дженни кивает и ставит к стене коляску со спящей Тайрой.
Они вместе усаживают Дорис на инвалидное кресло и везут в ванную. Ее голова безжизненно повисает, у нее не осталось сил сидеть прямо. Дженни аккуратно моет ее мылом:
– Мы исправим твои волосы.
– Не лягу в гроб непричесанной, – шепчет Дорис.
– Да, не ляжешь. Обещаю. Ты самый красивый человек из всех, кого я знаю.
– Неправда. Это ты.
Она засыпает, как только они укладывают ее на кровать.
Дженни кладет руку на ее лоб:
– Как она?
– Пульс слабый. Сердце все еще работает, но надолго его может не хватить. Возможно, мы сейчас говорим о днях.
Дженни наклоняется и прижимается к щеке Дорис. Как она делала в детстве, когда они сидели на диване в Нью-Йорке. Она вдруг снова стала той маленькой девочкой. Никому не нужной, напуганной. А Дорис ее спасательный круг, благодаря которому она держится на плаву.
– Пожалуйста, ты не можешь меня бросить, – шепчет она и целует ее в лоб.
Дорис продолжает спать и хрипло дышит через раз. В коляске просыпается Тайра и начинает хныкать. Дженни берет ее на руки, но девочка вертится и хочет вниз. Она опускает ее. Ложится на бок рядом с Дорис. Близко, близко. Дышит вместе с ней.
– Вам нужно следить за дочкой, в больнице полно опасных мест и предметов. – Медсестра заходит в палату с Тайрой на руках.
Дженни кивает и виновато улыбается. Берет девочку и дает ей пакетик с конфетами.
Тайра радостно причмокивает. Дженни возвращает ее в коляску и застегивает ремень вокруг ее пухленького тела:
– Посиди немного здесь, пожалуйста. Посиди. Я должна…
– Не может усидеть на месте? – почти неслышно шепчет Дорис.
– Ой, ты проснулась? Как себя чувствуешь? Ты заснула сразу после душа.
– Я очень устала.
– Мы можем не разговаривать, если у тебя нет сил.
– Я хочу тебе рассказать. Все, что не успела записать. И ответить на твои вопросы.
– Ой, их так много, не знаю, с чего начать. Ты так мало написала о прожитых с Йёстой годах.
– Двадцать лет.
– Да, вы так долго жили вместе. Он заботился о тебе? Был добрым? Ты его любила?
– Да, как папу.
– Ты, наверное, так грустила, когда он умер.
– Да. – Дорис кивает и закрывает глаза. – Это как потерять руку.
– От чего он умер?
– От старости. Он умер давно, в шестидесятых.
– Когда родилась я?
– Незадолго до этого. Когда умирает кто-то любимый, рождается другой.
– И ты унаследовала все его вещи?
– Да. Его квартиру, немного мебели и картин. Я продала большие, они оказались неожиданно дорогими.
– Сегодня они продаются за миллионы.
– Только представь, если бы об этом знал Йёста.
– Он был бы рад. Горд. – Дженни улыбается сквозь слезы.
– Не знаю, его не интересовали деньги. Но он мог бы вернуться в Париж, если бы картины начали продаваться раньше. Мы могли бы поехать вместе.
– Ты этого хотела?
– Да.
– Он, наверное, знает, что обрел успех. Возможно, стал ангелом, и вы скоро увидитесь.
Она берет с тумбочки одного из фарфоровых ангелов и протягивает его ей.
– Он так боялся умирать. Тогда говорили, что гомосексуалисты не попадают в рай. Он в это верил.
– Он был религиозным?
– Не публично. Наедине с самим собой. Как и все мы.
– Если рай существует, то там тебя будет ждать Йёста.
– Сможем устроить вечеринку.
Дорис ловит ртом воздух, пытаясь рассмеяться.
– Ты такая замечательная. Так чудесно слышать твой смех. Он заставляет меня идти вперед. Я всегда вспоминаю, как ты смеешься, когда мне трудно.
– Зефирная война.
– Да, ты помнишь! – Дженни смеется при этом воспоминании. – На той кухне, где из-за стола не хватало места. Ты, я и мама. Мы так много смеялись. И ели зефир. У меня весь вечер болел живот.
– Немного глупости никогда не помешает.
Дженни кивает и гладит волосы Дорис. Тонкие пряди мягкие, как у ребенка.
– Давай приведем твои волосы в порядок.
Дорис засыпает, когда она накручивает тонкие волосы на бигуди. У нее тяжелое дыхание. Тайра доела все конфеты, но Дженни не обращает внимание на ее нытье в коляске. Продолжает причесывать и накручивать. И только когда медсестра обращает ее внимание на плачущего ребенка, она наконец берет ее на руки.
