Воспоминания догоняют ее, и она кивает:
– Все мертвы.
– Нет, не все мертвы. Ничего подобного.
– Все, кто что-то для меня значил. Все, кроме тебя.
Дженни медленно гладит ее по руке, по темно-розовой ткани нового платья.
– Не бойся, – шепчет она, но не получает ответа.
Дорис снова заснула. При каждом вздохе ее грудь поднимается, из легких вылетает слабый хрип.
Заходит медсестра и поднимает на кровати поручни.
– Думаю, Дорис сейчас лучше поспать. И вам с малышкой тоже, – говорит она и машет Тайре.
Дженни вытирает слезы:
– Я не хочу оставлять Дорис. Можно мне здесь остаться?
Медсестра качает головой:
– Идите. Мы всегда знаем, когда конец близок. Она переживет эту ночь, а если станет хуже, мы позвоним.
– Но пообещайте, что позвоните сразу же при малейшем изменении. Малейшем!
Медсестра терпеливо кивает:
– Обещаю.
Дженни нехотя выходит из отделения и идет к лифтам. Тайра крутится в коляске, ей хочется подняться и походить. От этих долгих часов сидения в палате Дорис у нее портится настроение. Дженни достает ее из коляски и позволяет пойти рядом. Держась пухлой ручкой за коляску, малышка ковыляет вперед. Дженни проверяет телефон. Десять пропущенных, все от Вилли. И короткое сообщение: «Ты не поверишь. Аллан Смит жив».
Глава тридцать вторая
– Это правда?
– Он жив. Если это тот самый Аллан Смит.
– Отправляйся туда!
– Ты с ума сошла? Я не могу просто так поехать в Нью-Йорк. Кто присмотрит за ребятами?
– Возьми их с собой! Езжай сейчас же!
– Дженни, я начинаю думать, что ты совсем тронулась.
– Ты должен поехать. Дорис всю жизнь была одна. Всю свою жизнь. Если не считать тех лет, что она провела, работая на художника-гея. Она всю жизнь любила одного человека. По-настоящему любила. И это был Аллан Смит. Ты понимаешь? Она должна увидеть его, пока не умерла. Отправляйся туда! Возьми с собой ноутбук, чтобы созвониться по Скайпу. И позвони мне, когда будешь там.
– Но мы даже не знаем, тот ли это Аллан Смит. Что, если это совершенно другой человек?
– Сколько ему?
– Родился в тысяча девятьсот девятнадцатом году.
– Вроде все верно.
– Он живет на Лонг-Айленде. Последние двадцать лет вдовец.
– Может быть, это так. Аллан был женат.
– Судя по письму Стэна, он жил во Франции с сорокового по семьдесят шестой. Заведовал одной из фабрик и сколотил состояние на сумках.
– Дорис говорила мне, что он отправился во Францию во время войны.
– Его мама была француженкой, в его паспорте две фамилии: Аллан Лессер Смит.
– Это должен быть он. Собирайся!
– Дженни, ты безумная. Мальчикам нужно ходить в школу, а мне работать.
– К черту школу! – Она едва может себя контролировать. – Какая разница, если они пропустят несколько дней? Это сейчас важнее всего другого. Дорис осталось немного, и ей нужно увидеть его в последний раз перед смертью. Возможно, речь идет о нескольких часах. Сейчас же собирайся! Сделай ради меня. Умоляю!
– Ты клянешься, что вернешься домой, если я это сделаю?
– Да, конечно, я вернусь, как только со всем разберусь.
– Тогда ради тебя, ради тебя… Господи, поверить не могу, что делаю это…
– Заскочи в школу за мальчиками, и садитесь на первый самолет до Нью-Йорка. Если миссис Берг поднимет шумиху, скажи, что болеет близкий родственник. Это весомый аргумент, если я правильно помню.
– Аргумент?
– Да, знаешь, есть правила, которые разрешают детям не ходить в школу. Одни обстоятельства важны, другие нет. Но сейчас забудь об этом, просто поезжай. И не забудь лекарство от астмы для Дэвида.
– И что мне делать, когда я доберусь туда?
– Поговори с ним. Убедись, что это тот Аллан, помнит ли он Дорис. А потом сразу позвони мне.
– Но слушай, что хорошего в том, если она узнает, что он жив? Что был жив все эти годы? Она умрет несчастной. Разве не лучше ей будет думать, что он умер много лет назад?
– Не пытайся меня разубедить. Отправляйся туда сейчас же! Я брошу трубку.
– Ладно, я поеду, хотя все еще не понимаю зачем. Не будь так самонадеянна – вдруг это другой Аллан?
– Да, я знаю. Но я прошу тебя полететь туда сейчас. Поверь мне, это правильное решение. А теперь я кладу трубку. Извини, но мне правда пора.
Она отсоединяется, пока он не ответил, включает беззвучный режим и кидает телефон в сумку. Тайра сидит на полу у лифтов, роется в вещах, которые были сложены в сетке коляски, а теперь раскиданы вокруг нее. Банан, книга, несколько чистых памперсов, какие-то запачканные колготки, рисовые лепешки. Она быстро собирает вещи и, извиняясь, кивает проходящим мимо. Тайра пытается ускользнуть дальше по коридору, но Дженни догоняет ее и берет на руки. Она усаживает хнычущую малышку в коляску и надевает на себя пальто:
– Теперь мы пойдем домой. Домой покушать. Тс…
Но грядущий плач никак не заглушить, Тайра хватает ртом воздух, готовясь разразиться слезами. Но Дженни не реагирует. В ее голове слишком много мыслей. Она быстро толкает коляску и надеется, что Тайре надоест причитать раньше, чем прохожие начнут оборачиваться на них на улице.
С. Смит, Аллан
Говорят, что человек никогда не забывает свою первую настоящую любовь. Что она врастает в его память, занимает непреложное место в сердце. Воспоминания об Аллане навсегда остались частью меня. Может, он погиб во Второй мировой или мирно скончался в глубокой старости, но он все еще жив внутри меня. И когда я отправлюсь в могилу, захвачу его с собой, надеясь, что там, в раю, мы снова встретимся. Останься он рядом со мной, я бы следовала за ним по жизни, я в этом уверена.
Он всегда говорил, что у него французское сердце, американское тело и интернациональный разум. Что он скорее француз, чем американец. Хотя он говорил по-французски с типичным американским акцентом. Я смеялась над его произношением, когда он кружил со мной по Парижу. Этот смех до сих пор отдается в моем сердце и стал символом счастья – счастья, которое я никогда больше не испытаю. Он был проницательным и беззаботным. Рассудительным, но при этом беспечным, был неугомонным весельчаком, но серьезным.
Он учился на архитектора, поэтому, находя в журналах проекты новых зданий, я всегда внимательно читала текст, надеясь увидеть его имя. И до сих пор так делаю. Сейчас я могла бы найти его с помощью Интернета, но тогда все было намного сложнее. Возможно, я не так уж сильно старалась. Но я посылала письма, кучу писем до востребования, так как понятия не имела, где он живет и даже в какой части света может находиться. Отправляла их в почтовые отделения Манхэттена, Парижа. Он так и не ответил. Вместо этого стал призраком прошлого, с которым я разговаривала по ночам. Воспоминанием, хранившимся в моем медальоне. Моей единственной настоящей любовью.