– Нервничаешь? – улыбнулась она, вся еще глядя на сушу.
От ее слов мне нисколько не стало легче, и я фыркнула:
– Конечно, нервничаю, я так давно его не видела. Что, если я его не узнаю?
– Просто иди медленно. И улыбайся. Сделай вид, что ты знаешь, куда идешь. Все получится.
– В смысле медленно идти и улыбаться? Так сказала бы мама. Она изобиловала странными идеями.
Агнес засмеялась:
– Да, это так. Она сказала тебе «быть сильной»? Это ее любимое.
Я кивнула и засмеялась, эти слова были такими знакомыми. И когда мы наконец сошли с корабля, я сделала именно то, что она сказала. Мы попрощались с Элейн, обнялись.
Она вложила в мою руку кусочек бумаги. На нем был витиевато записан адрес.
– Если понадобится помощь, ты знаешь, где меня найти, – прошептала она.
Расцеловав в щеки других пассажиров, с которыми мы познакомились, я медленно спустилась по узкому трапу в своем красном пальто. Он сразу меня заметит. Я улыбнулась, осознавая, что за мной наблюдали.
Мы остановились, пройдя паспортный контроль. В зале ожидания было много людей. Следующие минуты показались часами. Вокруг нас летали слова и фразы на едва знакомом нам языке. Мы сели на чемоданы, которые спустил с корабля носильщик. Ледяной ветер взобрался по моим ногам в чулках и прямо под юбку. Я задрожала. Агнес внимательно смотрела на всех проходящих мимо. В ее глазах горела надежда. А в моих – слезы. Аллана не было.
Прошел почти час прежде, чем к нам подошел мужчина в черном костюме. Он снял фуражку и заговорил с нами.
– Мисс Альм? Мисс Дорис? – спросил он.
Я вскочила с чемодана.
– Да, да, – ответила я на английском. Я протянула единственную фотографию Аллана, которую прятала в старинном медальоне. Я часто носила его на шее, но никогда не открывала. Агнес с любопытством подалась вперед.
– Почему ты не рассказала мне про фотографию?! Но это не Аллан… – Она показала на мужчину. – Кто он?
Он пробормотал что-то на английском. Из внутреннего кармана пиджака достал конверт, которые впихнул в мои руки.
Мои глаза забегали по нескольким строчкам, написанным на французском:
Дорогая Дорис!
Получив твое письмо, я ощутил смятение. Не знаю, что привело тебя сюда, через год. Дорис, любовь моя, почему ты приехала сейчас? Я ждал тебя несколько месяцев. Впустую. Мне пришлось остаться здесь, моя мама была ужасно больна, и я не мог оставить ее.
В итоге я больше не мог ждать и надеяться. Я думал, ты забыла обо мне. Я двинулся дальше. Теперь я женат и, к сожалению, не могу увидеть тебя. Водитель отвезет тебя в отель, где ты можешь получить забронированный на твое имя номер. Можешь остаться в нем на две недели за мой счет. Мы не можем встретиться.
Мне ужасно жаль.
А.
Я потеряла сознание.
Агнес хлопала меня по щекам.
– Дорис, ты должна взять себя в руки! Он нам не нужен. Мы справлялись прежде, и ты все эти годы справлялась сама. Забудь о мечтах и вставай.
Я не могла дышать, чувствовала что-то тяжелое на своей груди. Вот и все; кем он теперь был для меня? Мечтой? Агнес помогла мне подняться. Ей пришлось довести меня до машины. Я ничего не помню с той поездки. Ни улиц, ни людей, ни запахов, ни слов. Прошел целый год с тех пор, как он отправил свое письмо. Мне стоило догадаться, когда я увидела пожелтевший конверт и перечеркнутые адреса. Приплыви я вовремя, это я была бы его женой. Никакой другой женщины рядом с ним. От этой мысли мой живот свело. Меня затошнило.
Мы с Агнес клубочком свернулись на кровати, мягкой кровати отеля, прячась от пугающего мира снаружи. Мы впервые в своей жизни оказались в другой стране, на языке которой не говорили. Без планов и почти без денег. Но мы не могли вернуться. Мы оставили позади Европу, которая воевала.
За окном, всего в тридцати сантиметрах, находилась кирпичная стена соседнего здания. Я смотрела на нее, пока ряды кирпичей не начали расплываться. На четвертый день я встала. Помылась и припудрила лицо, нанесла немного красной помады и надела самое красивое платье. Затем вышла на улицы города, наполненные жизнью и голосами. Я прошлась по ним, но оказалось, что в Америке другие манекенщицы. Они вели себя как хозяйки, разговаривали с покупательницами, показывали им ассортимент. В Париже нам ничего не надо было говорить. На самом деле нам запрещали разговаривать. Но здесь, показывая одежду, они должны были продавать.
Побродив по улицам, мне наконец удалось найти тестовое рабочее место в универмаге Bloomingdale, хотя бы на один день. Я буду работать на складе. Знаменитая манекенщица из Парижа, с тонкими пальцами и красными ногтями, будет распаковывать вещи и гладить платья. Но я намеревалась выполнить задание и сохранить работу. Тогда лишь останется найти, где жить.
Глава двенадцатая
Мужчина снова сидит рядом, а она упрямо отвернулась к стене, как и прежде.
– Вы не можете здесь остаться. И не можете пойти домой. Вот почему вам надо переехать в интернат. Скажем, на время, если хотите, но при нынешнем положении дел вы сами не справитесь. Медсестра сказала, вы сегодня попытались ходить и у вас не получилось. Как вы сможете жить одна в своей квартире, если так и будет?
Она продолжает молча смотреть на стену. Единственные звуки – едва слышимый писк сигнализации в коридоре и тихие шаги медсестер.
– Будет гораздо лучше, если мы поговорим об этом, Дорис. Если вы попытаетесь понять. Знаю, вы привыкли справляться сами, но ваше тело сдалось. Это сложно, я понимаю.
Она медленно поворачивает голову и прожигает его взглядом:
– Вы понимаете? Что именно вы понимаете? Насколько унизительно лежать здесь, на этой кровати? Как отчаянно хочется домой? Как сильно болит бедро? Или, может, понимаете, чего я хочу или не хочу? Думаю, будет гораздо лучше, если вы уйдете. Просто уходите. Уф! – Она сердито фыркает. Его губы поджаты, она чувствует, как напряжена кожа ее подбородка. Больничное одеяло прикрывает ее наполовину, и она пытается натянуть его на ноги, но боль мешает.
Мужчина поднимается и с мгновение стоит, молча наблюдая за ней. Она чувствует на себе его взгляд и знает, о чем он думает. Что она упрямая старушка, которая больше никогда не сможет справляться сама. Ну, пусть думает, что хочет. Но он не сможет заставить ее что-то сделать, и они оба понимают это. Ей хочется, чтобы он просто ушел, и он, словно прочитав ее мысли, делает два шага назад и разворачивается, чтобы уйти, не говоря ни слова. Она слышит, как рвется бумага. И снова форма из-за явного раздражения оказывается в мусорной корзине. Она улыбается. Как минимум четвертая маленькая победа.
