Я снова и снова читала это письмо. Сначала разозлилась. Что он так долго ждал, чтобы связаться со мной, и что написал так мало. Но потом место злости заняла радость. Я словно опять начала жить, как будто паралич от горя медленно сошел на нет. Он по-прежнему существовал, со мной все в порядке, он любил меня.
Я прочитала письмо Агнес.
– Мы поедем! – воскликнула она, в ее глазах отражалась серьезность, а лоб нахмурен. – Зачем оставаться здесь, если впереди нет ничего, кроме войны?
Ходили слухи, что немцы брали в плен жителей. Вывозили их из своих домов, забирали самое ценное. Мы не знали, что потом случалось с ними, но Агнес боялась. Боялась всех ужасных историй, что слышала в школе, где все искажали и делали еще хуже.
Вечерами мы сидели на кухне и разговаривали о поездке. Агнес была так уверена. Она хотела уехать. Не могла больше терпеть этот страх. Вскоре мы все решили. Мы обе хотели уехать. Но меня гнала вперед тоска, а не страх. Я продала большую часть своей одежды, шляпы и туфли, а еще нашу мебель и картины. Все, что осталось, мы упаковали в два больших чемодана, куда положили письма, фотографии и драгоценности. Я сняла все деньги со счета и сложила крупные купюры в старую железную коробку от конфет, которую когда-то дал мне Аллан. Закрыла ее и убрала в свою сумку.
И опять вся моя жизнь упакована, только в этот раз я была взрослой. Я чувствовала себя в безопасности и полной надежды. Моя семья была со мной, и мы с Алланом будем вместе.
Д. Дженнинг, Элейн
Это был серый дождливый ноябрьский день 1939 года. Я одета в красное пальто из мягкого кашемира. Оно выделялось среди других – черных, серых и коричневых. Я повязала вокруг головы серый шарф и, пройдя по трапу, оставила позади Францию и свою карьеру. Я все еще была Дорис, манекенщицей. На причале было много народу с билетами и без. Одни узнавали меня благодаря цветным снимкам в журналах, шептались и показывали пальцем. Другие полностью погрузились в слезные прощания с любимыми. На полпути по трапу я повернулась и помахала миру, словно я кинозвезда. Никто не помахал мне в ответ. Агнес не повернулась. Для нее Париж был лишь эпизодом, который скоро пропадет в смутных воспоминаниях, но для меня Париж представлял собой время, которое я всегда буду высоко ценить. Когда корабль, один из последних, которому разрешалось выходить из бухты, выплыл в сторону Генуэзского порта, я с грустью наблюдала в круглое окно нашей каюты, как исчезала береговая линия.
SS George Washington был длинным и красивым кораблем. Нам предоставили большую каюту с гостиной и двойной кроватью. Кровать не скрипела, а матрас не прогибался в середине, что означало, мы могли лежать отдельно друг от друга. Той первой ночью мы обе не спали.
– Скажи мне, что он красивый. И богатый. Расскажи мне все! Господи, это так романтично… – прошептала Агнес.
Я не знала, что сказать. Закрывая глаза, я видела его лицо, помнила тот запах, что вдыхала так часто во время наших объятий. Но в действительности я почти ничего не знала о нем. Слишком много времени прошло.
– Он архитектор и мечтатель. А еще у него много идей, но он понравится тебе, потому что много смеется.
– Но он красивый? – Агнес хихикает, и я бью ее подушкой по лицу. Она без остановки задает вопросы. Я рассказала ей все, что могла вспомнить. То, как мы познакомились, о его импульсивности, радости и страсти. О его зеленых глазах. Его улыбке.
Я задавалась вопросом, почему он наконец написал мне. Почему сейчас, а не раньше? Из-за слухов о войне, что дошли до него? Пусть его исчезновение принесло мне много слез, но сейчас, когда знала, что он все еще думал обо мне, я все так же любила его. Вся моя душа была заполнена сильным желанием.
Прежде чем мы сели на корабль, я отправила два письма. В одном попрощалась с Йёстой. Наш обмен корреспонденцией за несколько лет почти сошел на нет, но я хотела, чтобы он знал, где я. Я отправила ему последнее яркое описание Парижа. Второе письмо было для Аллана. В нем указывались подробности нашего прибытия и короткое сообщение, настолько же короткое, как и то, что он отправил мне. Мы скоро снова увидимся. Я так и представляла себе эту сцену, как из захватывающего фильма. Он будет стоять на палубе, ждать нашего прибытия, в своем неподходящем по размеру костюме и с развевающимися на ветру лохматыми волосами. Я в своем элегантном красном пальто. Увидев меня, он улыбнется и помашет. Я побегу к нему, кинусь в его объятия и поцелую его. Во время этих бурных ночей моя фантазия становилась дикой. Как и нервы.
Наши проведенные в море дни были полны активности, до последней детали распланированы замечательной командой: стрельба по тарелочкам, игра в шары, танцы, викторины. Мы познакомились с новыми людьми. До нашего отъезда я даже не думала об английском языке; мое импульсивное решение было принято исходя из любви, а не языка. Я знала на английском лишь несколько слов, а Агнес ни одного. Но, к счастью, мы познакомились с Элейн Дженнинг, старушкой американкой, которая говорила на французском, и она стала нашим ангелом-хранителем. Она каждый день в столовой учила нас языку. Мы с Элейн играли в ту же игру, что я играла с Агнес на улицах Парижа. Мы показывали на предметы, она называла их на английском, и мы повторяли. Вскоре мы могли назвать на английском все предметы на борту корабля. Элейн была рада научить нас своему родному языку, взвешивала каждое слово и отчетливо произносила его, чтобы нам было легче повторить.
Элейн недавно стала вдовой. Ее муж был продавцом, и они пожили по всему миру, а последние десять лет во Франции. Она, как и я, имела опыт хорошей жизни в Париже. Все ее платья сделаны на заказ, и она носила на шее несколько ниток жемчуга. Иногда я представляла себе, что видела ее в универмаге, что она была одной из тех дам, что дергали меня за одежду в поисках чего-то элегантного. Когда она потела, белая пудра на ее лице забивалась в морщины, и она стирала ее с помощью платка с вышивкой – а значит, на ее лице постоянно красовались полосы. Ее волосы были аккуратно убраны в гладкий серебристо-серый пучок на затылке. Временами она тянулась и поправляла шпильку, которая не устояла под весом ее волос. Нам нравилось проводить с ней время. Здесь, в море, в пути к неизведанному, она была нашей большой поддержкой.
Многие люди на этом корабле уплывали от чего-то, но Элейн направлялась домой. К жизни, от которой уехала более тридцати лет назад.
С. Смит, Аллан
Мы с Агнес стояли на палубе под черным зонтиком и изумленно смотрели на небоскребы, устремившиеся к серому небу. Было туманно, капли воды, маленькие и частые, с помощью ветра оказывались под зонтом. Я закуталась в пальто, спрятала подбородок в шаль. Слегка наклонила зонтик, чтобы закрыть нас, но Агнес снова выпрямила его. Мы не могли упустить ни единой детали по пути к пирсу. Она завизжала, когда увидела статую Свободы, подарок от Франции. Статуя смотрела на нас, подняв факел, и именно в тот момент я почувствовала уверенность, что наша жизнь в Америке будет хорошей. Несмотря на это, мне пришлось несколько раз сходить в туалет. Агнес засмеялась, когда я вернулась после четвертого раза.
