– Мы никогда не доберемся, если продолжишь так подпрыгивать!
– Моя дорогая, если бы пришлось, я отвез бы тебя на велосипеде до луны и обратно. Конечно, мы доберемся. А теперь держись, я разгоняюсь!
После этого он вжал педаль в пол, и мы рванули вперед в облаке черного дыма. Когда мы через несколько часов наконец свернули на дорогу к замку, я вся была покрыта пылью и потом. Мы все еще сидели в машине и целовались, когда месье Понсард вдруг распахнул дверь. Он уставился на Аллана. То, что я целовала мужчину, за которым не была замужем, считалось позорным, и он дал Аллану это понять. Аллану пришлось удрать по гравийной дороге, чтобы его не побили.
Несмотря на всю серьезность ситуации, я почти не могла перестать смеяться. Аллан развернулся и издалека послал мне воздушный поцелуй.
Когда показ закончился, я улизнула и нашла Ал-лана спящим на траве возле замка. Я дотащила его до машины, и мы уехали, пока месье Понсард не увидел нас снова. Той ночью мы спали на теплом воздухе под звездами, крепко прижавшись друг к другу. Считали падающие звезды и представляли их своими детьми, которые однажды появятся у нас.
– Смотри, мальчик, – сказала Аллан, показывая на первую.
– И девочка, – добавила я восторженно, когда появилась следующая.
– Еще один мальчик, – засмеялся Аллан.
Когда упала седьмая звезда, он поцеловал меня и сказал, что детей достаточно. Я нежно гладила его шею, зарывалась пальцами в его волосы, вдыхала его запах и позволяла ему стать частью меня.
С. Смит, Аллан
Мы были знакомы всего четыре месяца, когда он вдруг неожиданно исчез из моей жизни. Просто пропал. Больше никто не стучался в мою дверь. Никто не ждал меня после работы с поцелуями и улыбками. Я не знала, где он жил, не знала его родственников, не знала, с кем связаться, чтобы выяснить, что произошло. В последнее время я замечала, что он стал тревожным, перестал быть веселым и жизнерадостным и одевался куда скромнее. Я предположила, что он потратил все деньги на куртку и какие-то блестящие кожаные ботинки, чтобы нравиться мне. Но возможно, по другой причине? Чувство волнения и отчаяния росло с каждым днем.
Я приходила на скамейку в парк, на которой он обычно сидел и рисовал свои здания, ожидая меня. Там было пусто, за исключением одноногого голубя, прыгающего туда-обратно в надежде отыскать крошку-другую. Я продолжала туда приходить, сидела там по несколько часов в день, но он так и не вернулся. Сидя там, я практически чувствовала его присутствие, он словно был рядом со мной.
Проходили дни. Я гуляла по нашему обычному маршруту, надеясь его увидеть. Надеясь, что все это лишь дурной сон. Воспоминания о нем начали казаться мне несбыточной мечтой. Я ругала себя за то, что была такой наивной и сосредоточилась на своей страстной влюбленности. Что задавала слишком мало вопросов, не требовала рассказать о себе.
Куда он пропал? Почему бросил меня? Мы должны были всегда быть вместе.
А. Альм, Агнес
После внезапного исчезновения Аллана я была похожа на приведение. Под глазами пролегли темные круги, а кожа стала бледной и сухой после бессонных ночей и соленых слез. Я не могла есть и стала слабой и худой. Каждая минута, в сознании и без, была занята мыслями о нем.
Дженни, в мире нет ничего хуже разлуки. Даже сейчас я не люблю прощаться. А расставание с дорогим тебе человеком отзывается в душе поистине физической болью.
Признаться, и эти раны через какое-то время заживают. Не настолько, чтобы совсем стерлись воспоминания о боли. Не настолько, чтобы люди, причинившие ее, перестали что-либо значить. Но эта первоначальная, паническая тревога притупляется и в итоге сменяется чем-то более нейтральным. С чем можно жить. Ты стараешься не вспоминать о тех, кто исчез, чтобы снова не вызвать это чувство. А если они сами напоминают о себе, то эта связь скорее тяготит, заставляя снова и снова бередить затянувшуюся рану. Ты оставляешь без ответа их письма, потому что забыть оказывается проще, чем победить боль.
После нескольких прожитых в Париже лет исчезло даже воспоминание о моей маме. Воспоминание о том, как она однажды отказалась от меня, вышвырнула во взрослый мир, о котором я ничего не знала, а сестре позволила остаться… И это единственное мое воспоминание. Для меня она стала той, кто выбирала между двумя детьми. Я иногда думала о ней, правда. Но моя тоска постепенно пропала.
Воспоминание об Аллане не исчезло, нисколько. Он почти всегда занимал мои мысли. Боль слегка утихла, но не любовь. Это было невыносимо.
Я искала в себе дефекты, причины того, почему он бросил меня. В итоге я зациклилась на выщипывании бровей и втягивании живота, вместо того чтобы думать о будущем. Прошло семь лет с тех пор, как я уехала из Швеции. У меня имелись деньги, я была независимой, в то время немногие женщины могли этим похвастаться. Моя жизнь состояла в выборе одежды и макияжа, которые превращали меня в другого человека, которым восхищались. Который был бы достаточно хорошим для всех. Я заполняла свои дни погоней за совершенством.
В тот день, когда в мою квартиру прибыла злосчастная телеграмма, я посвятила свое время покупке кожаных туфель такого же оттенка красного, что и мое новое платье. Я ходила по магазинам, сравнивала их с тканью и просила владельцев начистить кожу до блеска, но через секунду забраковывала их из-за некрасивой пряжки. Я жила беззаботно, и сейчас мне стыдно за это. Превратить молодых женщин в эгоцентричных, самовлюбленных ведьм легко. Так было тогда, и так есть сейчас. Блеск золота привлекает многих, но лишь некоторые задумываются о чем-то, кроме этого. Многие манекенщицы того времени происходили из богатых аристократических семей. Именно благодаря им эта работа стала престижной.
В любом случае, вернемся к телеграмме. Она пришла от маминой соседки и решительно положила конец моей пагубной жизни.
Дорогая Дорис!
С большой печалью сообщаю, что твоя мама скончалась после длительной болезни.
Мы вместе с ее друзьями и коллегами по работе наскребли достаточно денег на билет для Агнес. Она приедет в Париж поездом 23 апреля в час дня. Я передаю ее на твое попечение. Вещи твоей мамы сложены на одном из чердаков.
Надеюсь, удача придет к вам обеим. С любовью,
Анна Кристина.
Моя мать умерла, но воспоминания в моей душе умерли еще раньше. Младшая сестра врывалась в мой мир, словно отправленная не по тому адресу посылка. Когда мы виделись в последний раз, ей было семь. Теперь она стала долговязым подростком, рассеянно бродившим по платформе. В одной руке она несла видавший виды чемодан, перевязанный широким кожаным ремнем. Он был похож на папин старый ремень, испачканный белой краской. Ее глаза рассматривали толпу, искали меня, ее сестру.
Заметив меня, она остановилась и не сводила взгляда, а люди продолжали обходить ее. Они толкали ее туда-сюда, но она не отрывала взгляда от меня.
