— Думаю, имеет смысл сначала опросить всех, а потом уже анализировать рисунки, — предложил я.
Так и решили поступить.
Из полусотни школяров, явившихся на вчерашнюю лекцию, почтить нас сегодня своим присутствием соизволили не больше двух дюжин, но и так провозились с ними до самого полудня. Закончив с допросом, сделали перерыв.
Стол накрыли принесенными с университетской кухни блюдами; декан Келер от щедрот своих выделил пару бутылок весьма неплохого красного вина.
— Магистр… — неуверенно отозвал он меня в сторону. — Касательно вчерашнего инцидента… Негативная оценка подготовки школяров весьма осложнит нам всем жизнь. Нет! Прекрасно, что вам удалось выявить прискорбные прорехи в знаниях, но, быть может, получится оставить это все между нами?
— Разумеется, получится! — улыбнулся я широкой и дружелюбной, но при этом насквозь фальшивой улыбкой. — Сегодня пришла только половина приглашенных, а нам чрезвычайно важно опросить всех школяров, бывших на моей вчерашней лекции. Объявите, что неявившиеся не будут допущены до занятий.
Декан будто в размерах уменьшился, но тут же расправил плечи и возмущенно заявил:
— Вы хоть понимаете, о чем просите? Да они же просто взбунтуются! Мы можем лишь призвать к благоразумию, не более того.
Призвать к благоразумию? Я чуть не рассмеялся. Откуда взяться благоразумию в головах молодых оболтусов? Все они, за исключением одного или двух, проигнорировали вызов вовсе не из страха разоблачения, а лишь желая покрасоваться своей удалью перед однокашниками. Тем более что впереди — длинные праздники, и можно совершенно безнаказанно строить из себя бунтаря.
Клос Келер немного помялся и предложил:
— Завтра с утра могу отправить педелей пройтись по общежитиям и квартирам. Кого-нибудь да удастся застать. Но силой их на допрос не потащат. Это ваша прерогатива.
Декан перекладывал ответственность за возможные беспорядки на Вселенскую комиссию, а в том, что волнения последуют, сомневаться не приходилось. Школяры, выпивка и безделье — гремучая смесь.
— Ну не знаю, не знаю, — покачал я головой и резко сменил тему: — Может, тогда отдадите мне Уве?
— Простите, что? — опешил Келер.
— Перепишите его долг на Вселенскую комиссию. Вы ведь можете сделать это. Я знаю — можете. Сделайте, и забудем о вчерашнем инциденте как о страшном сне.
Декан кивнул и протянул руку:
— Договорились!
После обеда магистры-надзирающие приступили к анализу эфирных тел, а мы с Риперторпом занялись допросом приятелей Ральфа вон Далена и его преподавателей. Под конец пообщались с Эльзой, и, к величайшему моему облегчению, разговор вышел исключительно деловой, без перехода на личности. Приобщили к делу список книг, выдававшихся на руки племяннику епископа, на том и распрощались. Если кто и удивился резкости отдельных высказываний заведующей библиотекой, то списал ее на всеобщую предубежденность против сотрудников Вселенской комиссии.
— А как случится что — сразу за помощью бегут! — неодобрительно произнес Риперторп, вылил себе в кружку остатки вина и спросил: — Займемся графиками?
— Давайте, — согласился я, и мы убили еще несколько часов на попытки вычислить чернокнижника. Попытки бесплодные. Среди допрошенных нами школяров никого связанного с запредельем не оказалось.
Тогда мы отпустили магистров-надзирающих, обсудили результаты, а точнее, их полное отсутствие, и начали собираться сами.
— Вы разве не посетите праздничный ужин? — удивился магистр, когда я надел плащ. — Вас приглашали!
На устраиваемый ректором ужин меня и в самом деле позвать не забыли, но я не собирался ловить на себе полные любопытства, сочувствия и осуждения взгляды преподавателей. Риперторп — и тот, несмотря на всю свою показную невозмутимость, не лучшим образом скрывал желание забраться мне в голову и отыскать там ответ на вопрос, что может подвигнуть здравомыслящего человека добровольно позволить заклеймить себя ангельской печатью.
Так что я тепло попрощался с коллегой, подхватил саквояж и вышел в коридор, где уже скучал Уве.
— Ничего, магистр, — оповестил он меня. — Шпаг с таким клеймом ни в одной из трех лавок не было. Говорят, слишком дорогая для них вещь. Не возьмутся даже под заказ вести.
— Никакой поиздержавшийся школяр не приносил на продажу?
— Нет.
— На сегодня свободен, — отпустил я слугу и спустился на крыльцо в надежде, что кучеру удалось подъехать к арке и не придется пробираться через толпу пьяных школяров.
Двор оказался пуст, с улицы же то и дело доносились взрывы хохота, крики и отголоски зажигательных мелодий. Праздник! Сегодня у людей праздник; веселятся и обыватели, и школяры, одному лишь мне тошно. Эх, ну что за жизнь?..
Педель уже закрыл ворота, а посетителей впускал и выпускал через калитку рядом с ними. Я справился насчет кареты, и мне посоветовали заглянуть на университетскую конюшню, пристроенную к главному корпусу. Туда и отправился, посильнее надвинув на лицо шляпу.
Школяры развлекались как могли: черпали кружками из огромных котлов глинтвейн, гудели в дудки, плясали и глазели на представление бродячих циркачей. Почти у всех лица закрывали полумаски: как дань традициям, сегодняшним вечером устраивался маскарад.
Предупреждающе дрогнули четки, и я не стал отмахиваться от приобнявшего меня верзилы в жутковатой маске чумного доктора, лишь процедил:
— Ты что творишь, Ланзо?
— Узнали? — расстроился Угорь. — Как?
— Комплекция выдала, — соврал я. — Отрастил пузо…
Ланзо фыркнул и протянул мне белую маску с плаксиво изогнутыми губами, тонкими линиями бровей и одинокой слезинкой на щеке.
— Ты, никак, шутишь? — возмутился я.
— У нас проблемы, сеньор обер-фейерверкер. Серьезные.
— Что такое? — насторожился я, выдернул маску из руки подручного и прикрыл ею лицо. — Говори уже!
— Герда разнюхала, что в тот вечер Хорхе встречался в «Вольном ветре» с тем сарцианином — помощником книжника и ушел оттуда вместе с ним.
— Да иди ты! — невольно вырвалось у меня.
— Она парня чуть на лоскуты не порезала, — поежился Ланзо. — Хвала небесам, Ганс успел вмешаться. Но если хотите расспросить Романа, надо поторопиться.
— Где они?
— В «Вольном ветре». Все местные сарциане на празднике, кабак сегодня закрыт.
— Ангелы небесные! — простонал я. — За что мне это?
— Поспешим!
— Да погоди ты! — отмахнулся я. — Погоди, дай подумать!
Через прорези в маске я ничего толком не видел, поэтому снял ее и расширил отверстия перочинным ножом. Ланзо возмущенно фыркнул и отпихнул едва не налетевшего на нас школяра, тот в отместку кинул под ноги шутиху. Я наступил на нее и растер по брусчатке подошвой. Еще не хватало плащ искрами прожечь!
