— Записи у вас, магистр? — спросил официал, воровато оглянувшись на караульных.
Я ничего не ответил, ожидая продолжения. Безымянный посланник братства закатил глаза и, понизив голос, произнес:
— Я устроил встречу со знающим человеком. Но понадобятся записи.
Опечатанный пакет с четырьмя потрепанными листами пергамента старший экзорцист епархии вручил еще накануне, и после недолгих колебаний я кивнул:
— Записи при мне.
— Так идемте! — оживился официал и, предупреждая расспросы, добавил: — Вас ждут в лавке. Или желаете встретиться на нейтральной территории?
Я желал, но столь явного недоверия братству выказывать не стал, забросил ремень саквояжа на плечо и с показной беспечностью улыбнулся:
— В лавке так в лавке.
— Тогда не будем терять время. Здесь недалеко, дойдем пешком.
И мы поспешили на встречу.
Продавец за прилавком нашему появлению ничуть не удивился, указал на скрытую занавесью дверь в нише и предупредил:
— Вас ожидают.
Так оно и оказалось. За столом в небольшой комнатке сидел пожилой монах лет шестидесяти на вид со сморщенным лицом и лысой головой.
— Записи! — Голос у него оказался хриплым и надтреснутым.
Официал выдвинул для меня стул, а сам отошел к стене, не став стоять над душой. Я устроился за столом, расстегнул саквояж и вынул из него опечатанный пакет.
— Они защищены…
Старик досадливо отмахнулся, разорвал обертку и перетасовал пергаментные листы, выкладывая их перед собой в правильном порядке. Читать не стал, лишь провел по строчкам кончиками пальцев, словно мог различать записи на ощупь. Но нет, не мог. Ему пришлось достать крупное увеличительное стекло на костяной ручке и склониться над записями, вчитываясь в текст.
Стекло линзы едва заметно мерцало желтоватым сиянием; залитая в него энергия ощущалась легким теплым дуновением небесного эфира. Обладал магическим даром и сам монах: никакие молитвенные бдения не могли привнести в ауру столь характерную для адептов тайных искусств упорядоченность. А вот истинный он был или знающий — определить не удалось. Я попросту не решился погружаться в слишком глубокий транс; и без того этим последнее время откровенно злоупотреблял. Просто расслабился и постарался расфокусировать зрение, дабы уловить колыхание незримой стихии.
По мере чтения эфирное тело старика разгоралось, стали заметны наложенные на него щиты и внутренние барьеры, замелькали случайные завихрения. Под конец монах еще больше осунулся и словно постарел сразу на два десятка лет.
Выудив из-под бесформенной хламиды небольшую бутылочку из темного стекла, он костлявыми пальцами выдернул из горлышка пробку, и по комнате немедленно разошелся запах травяного настоя, столь мощный, что защипало в носу.
Старик сделал три долгих глотка и уставился на меня налитыми кровью глазами:
— Где остальное?
Вопрос неожиданностью не стал, и я небрежно пожал плечами:
— Увы, первый лист пострадал при пожаре и восстановлению не…
— В бездну первый лист! — рявкнул монах, и голос его больше не был хриплым и надтреснутым. — Я спрашиваю: где остальное?!
— Больше ничего нет.
Старик небрежным движением руки подтолкнул листы на мою сторону стола:
— Мастер Волнер, проводите нашего гостя к выходу!
Я не притронулся к пергаментам и напомнил:
— У нас была сделка.
— У вас была только наша добрая воля! — отрезал монах. — Жаждете узнать имена бесовских отродий? Мы дадим их в обмен на окончание записей! Так или никак!
— Так или никак, — пробормотал я, убирая листы в саквояж.
О реакции епископа на это известие не хотелось даже думать. Братство святого Луки не зависело ни от церковных, ни от светских властей, зато имело немало высокопоставленных покровителей среди тех и других. Действовать с позиции силы не получится, а оригинал «Жития подвижника Доминика» с подшитыми пергаментами отправили… А, кстати, куда его отправили? Что-то такое я вроде слышал…
Впрочем, не моя головная боль.
Узнав об условиях братства, епископ Вим буквально почернел от прилившей к лицу дурной крови и отпустил пару выражений, отнюдь не приличествующих человеку его сана. А затем и вовсе дернул уходивший в стену шнур столь яростно, что едва не сорвал висевший в приемной колокольчик. Впрочем, когда в кабинет заглянул встревоженный секретарь, его преосвященство уже переборол вспышку гнева и перестал изрыгать проклятия.
Он потребовал выяснить, кому было отправлено «Житие», после зло процедил:
— Вот так, значит? Ну-ну… Будут им бумаги… Все будет!
У меня по спине побежали мурашки.
На прояснение ситуации секретарю понадобилось никак не меньше получаса, и за все это время хозяин кабинета не вымолвил больше ни слова. Да и когда взглянул на выложенный перед ним лист, отнюдь не повеселел.
— Архиепископ Ольский! — сказал он, будто выругался. — Спасите нас, небеса! Этот лис своего точно не упустит! Книгу он теперь не вернет ни за какие деньги. Вцепится в нее словно клещ!
Его преосвященство в задумчивости застучал пальцами по столу, я позволил себе обойти стол и заглянуть в листок. Как и предполагал, на пожелтевшей странице упоминалась не одна книга и даже не две; в списке было больше дюжины наименований.
— А если не называть конкретного сочинения? Просто в качестве услуги попросить доступ к библиотеке. Насколько понимаю, вы передали архиепископу… — Я увидел в списке «Размышления о нереальности нереального» и осекся, но быстро совладал с собой, — сразу несколько книг…
К счастью, мой дрогнувший голос не привлек внимания хозяина кабинета, он потер ладонью о ладонь и задумчиво кивнул.
— Если я попрошу за человека из братства, это сочтут попыткой найти общий язык, дабы уладить земельный спор, — произнес епископ, внимательно взглянул на меня и кисло улыбнулся. — Магистр, надеюсь, вы не откажетесь представлять в этом деле университет?
«В каком деле?» — стоило бы спросить мне, но… что бы это изменило? Коготок увяз — всей птичке пропасть, точно подмечено. И отнюдь не только об отношениях с запредельем.
Так вот и получилось, что следующие несколько дней я в качестве представителя университета отчаянно торговался с добрыми братьями, и лишь поддержка двух мэтров юриспруденции помешала божьим людям растерзать меня, выпить кровь и полакомиться мозгом. В итоге в обмен на доступ к древним записям нам гарантировалось предоставление заложенной в них формулы вызова порождений бездны, а до этого момента братством приостанавливались все тяжбы о возвращении университетских земель.
Окончательную версию соглашения мы подписали лишь утром накануне праздника вхождения пророка в Ренмель, и епископ Вим распорядился выделить мне карету, дабы я не опоздал на лекцию.
