Наемник внимательнейшим образом изучил документ и скреплявшую его свинцовую печать, вернул и спросил у писаря:
— Когда заведен журнал?
— В начале лета.
— Смотрите! — разрешил начальник караула.
— Благодарю! — оживился я. — Меня интересует первое воссияние прошлого месяца. Это должно быть… второе число, если ничего не путаю.
— Все верно, второе число, — подтвердил писарь, отыскав нужную страницу.
Я пробежался взглядом по строчкам и с величайшим трудом удержался от восхищенного ругательства, заметив вписанное в графу посетителей «вон Дален, бакалавр». Более того — вопреки обыкновению, пробыл Ральф в библиотеке всего лишь час с четвертью, что определенным образом придавало моим предположениям вес.
В библиотеку ходил. Книг не заказывал. Либо встречался с кем-то, либо журнал читального зала переписали заново, убрав всякие упоминания о выданных Ральфу сочинениях. После недолгих раздумий я решил не множить сущности без всяких на то оснований и вторую версию пока во внимание не принимать.
— На каком этаже работают переводчики? — спросил я начальника караула.
— На третьем.
— Пожалуй, еще задержусь, — сообщил я и вернулся в библиотеку.
Пока поднимался по лестнице, пришел к неутешительному для себя выводу, что нахрапом действовать никак нельзя. Люди в большинстве своем вовсе не горят раскрывать свои секреты первому встречному. Переводчик, к которому обращался — если обращался! — за помощью племянник епископа, будет держать язык за зубами, и причин тому не счесть. Действовать следовало тоньше.
В темном коридорчике я снял шляпу, взъерошил ладонями волосы и несколько раз растянул в широкой улыбке губы, придавая себе вид восторженный и придурковатый. Затем распахнул дверь и ворвался в помещение, где корпели над переводами книг полдюжины мастеров.
— Сеньоры! — громогласно провозгласил я. — Мне в руки попал древний пергамент!
Скрип перьев по бумаге немедленно смолк, и на меня уставились шесть пар покрасневших от беспрестанного чтения глаз.
— Кто вы такой и как здесь оказались? — возмутился старикан с перетянутыми тесьмой седыми волосами.
— О, где мои манеры! Филипп вон Черен, лиценциат. Преподаю в Университете святого Иоганна, — объявил я, слегка поклонившись, и для весомости добавил: — Здесь я по приглашению его преосвященства.
Последнюю фразу можно было толковать и так, и эдак, но впечатление на переводчиков она произвела; возмущение моим бесцеремонным вторжением понемногу улеглось.
— Показывайте, что у вас за пергамент! — потребовал верховодивший здесь старикан.
Я с торжественным видом выложил перед ним обгоревший клочок, и переводчики, мигом оттеснив меня, обступили стол и зашушукались.
— Университет Святого Иоганна, говорите? — спросил один из них.
— Ну да, — подтвердил я, и разочарованные мастера разошлись по своим местам.
— Вечно тащат всякую горелую дрянь, — негромко ворчали они. — Нам будто заняться больше нечем…
— Но постойте! — опешил я. — Это же древний пергамент! Он даже не на староимперском написан, а на каком-то неизвестном наречии!
Седовласый старикан посмотрел на меня будто на неразумное дитя.
— Молодой человек! Да будет вам известно, в монастыре святого Иоганна, как его именуют ныне, поначалу в ходу было именно это «неизвестное наречие». И записывались на нем такие малоинтересные вещи, как доходы и расходы, продукты для кухни и недоимки кметов.
Я оказался неприятно поражен этим заявлением, но не сдался:
— Откуда вам знать, что пергамент именно из монастыря Святого Иоганна?
— А где еще вы могли раздобыть этот горелый клочок? — фыркнул старикан. — Несколько лет назад из университета приволокли несколько коробов этих «древних пергаментов», да только никому они и даром не сдались. Так и плесневеют в хранилище.
— Не может быть! — вырвалось у меня. — Отец Маркус сказал, что никогда ничего подобного не видел!
Переводчики вновь загомонили, на этот раз возмущенно и даже зло.
— Плешивая крыса решила повеселиться за наш счет? — рассвирепел предводитель мастеров. — Ох мы ему устроим!
Я сложил обгорелый пергамент в книгу и поспешно вышел за дверь. У меня появились вопросы к смотрителю библиотеки, и задать их следовало безотлагательно!
Отец Маркус отыскался в рабочем кабинете, больше напоминавшем монашескую келью, но беседовать со мной не пожелал, сославшись на занятость. Пришлось вновь достать епископскую буллу, и вновь она сработала наилучшим образом. Время на разговор волшебным образом отыскалось, хоть смотритель и высказал сомнение, распространяются ли мои полномочия на опрос священнослужителей.
— Хотите побеседовать с каноником, следящим за нравственным обликом клира? — поставил я вопрос ребром.
Смотритель библиотеки нервно облизнул губы и вперил в меня глаза:
— Что вы хотите знать?
Я раскрыл книгу и продемонстрировал обгоревший пергамент:
— Вы сказали, что никогда ничего подобного не видели.
— Вовсе нет! — отмахнулся священник. — Я сказал, что в библиотеке нет подобных книг! И это действительно так!
— А не книги? Свитки? Отдельные пергаменты?
Смотритель неуверенно пожал плечами:
— Возможно. Не могу сказать наверняка.
Но я не дал сбить себя с толку и с усмешкой поинтересовался:
— Напомнить об архиве монастыря Святого Иоганна?
В глазах отца Маркуса промелькнули, сменяя друг друга, удивление, страх и ненависть. И тут же взгляд сделался отрешенным и пустым. Фальшивым.
— Ах, вот это откуда! — протянул он, беззаботно улыбаясь. — Да, вполне возможно. Вполне. Наверное, что-то такое у нас хранится, но интереса не представляет, поэтому я и запамятовал.
— О визите сюда вон Далена в первое воссияние прошлого месяца тоже запамятовали? — нанес я новый удар.
— Это было так давно! — развел руками смотритель. — У меня не отложилось в памяти, когда он появлялся последний раз. Первое воссияние осени? Не знаю! Вы же видели сами — в нашем журнале нет никаких записей на этот счет!
— Зато они есть на проходной! Вон Дален приходил в библиотеку и пробыл здесь час!
— Даже если и так, я его в тот день не видел. Или не помню. Да и какая разница? К чему вообще затеян этот разговор?
Я вздохнул и с отнюдь не наигранной печалью в голосе произнес:
— В это сложно поверить, но на самом деле я ваш лучший друг. Лишь я стою между вами и богатым… инструментарием каноника-дознавателя.
Смотритель библиотеки оказался не робкого десятка, еще и упрямым как осел.
