Сеньорита Розен ответила заинтересованным взглядом и сменила гнев на милость.
— А вы не преподаете в частном порядке, магистр? — спросила она с очаровательной улыбкой.
Лицо охранника при этих словах налилось кровью, и я в который уже раз возблагодарил предусмотрительного декана.
— Увы, сеньорита, я человек в университете новый, еще рано думать о частных уроках. Вернемся к этому вопросу позже, с вашего позволения.
Лорелей благосклонно кивнула и направилась к выходу, даже не взглянув на парализованного бедолагу, а вот одна из ее компаньонок полюбопытствовала:
— И долго он так простоит?
— Не очень. Я о нем позабочусь.
— Бедненький! — хихикнула смешливая шатенка, подобрала юбки и под перестук каблучков побежала вслед за подружками.
Усатый охранник помог хозяйке облачиться в плащ, одарил меня пристальным взглядом, острым и неприятным, и вслед за девушками вышел в коридор.
Взгляд усача категорически не понравился. Такой нож в бок загонит и не поморщится.
— Магистр… — окликнул меня рыжий школяр в черном бархатном камзоле и черных же брюках — тот самый зубоскал, что сидел в первом ряду. На вид ему было лет двадцать, но конопатое лицо со вздернутым носом смотрелось как-то слишком уж несерьезным, да еще худые запястья торчали из немного коротких рукавов, словно одежда была с чужого плеча. — Магистр, а что вы ему сказали?
Вот же наблюдательный проныра!
— А вы у нас… — вежливо улыбнулся я, не спеша отвечать.
— Аксель Хольм, — представился молодой человек с изящным полупоклоном. — Уроженец Фирлана, но это очевидно, полагаю.
Уточнение и в самом деле было излишним. Откуда еще мог приехать рыжий Аксель, как не из Фирлана?
— Так что, магистр? Что вы такое сказали простаку Уве, если он разинул рот, будто увидел привидение?
Зеленые с желтоватым отливом глаза школяра горели неподдельным любопытством, и я решил не держать его в неведении.
— Я сказал, что он допустил ошибку в третьем узле на втором витке.
Рыжий Аксель уставился на меня, будто на слабоумного.
— В этом заклинании на втором витке нет третьего узла! Он там один!
— Вы удивлены? А уж как Уве удивился!
Школяр рассмеялся:
— Отличная шутка, магистр! Возьму на вооружение! Мое почтение! — Он нацепил на макушку фетровую шляпу и, пританцовывая, вышел за дверь.
К этому времени аудитория уже опустела, я прикрыл высокие створки и вернулся к замороженному собственными чарами Уве. Крутанул кистью, разматывая четки, поднял руку к лицу школяра, и глаза того моментально прикипели к ритмично покачивавшейся звезде.
Я не слишком хорошо вводил людей в транс, но бедолага Уве предельно упростил задачу: его эфирное тело было открыто любому воздействию, а сгоравшее от стыда сознание отчаянно искало забытья. Оставалось лишь приложить малую толику усилий, чтобы взгляд школяра остекленел, дыхание еще больше замедлилось, а лицевые мышцы расслабились. Мысли и эмоции покинули опрометчивого юнца, он обрел столь желанный покой.
— Три, два, один, — негромко произнес я, одновременно воздействуя на эфирное тело. — Когда я щелкну пальцами, ты очнешься и забудешь все, что происходило с тобой с того самого момента, как началась лекция.
— Да, магистр, — бесстрастно ответил Уве.
Я снял с жезла шапку, нахлобучил ее школяру на голову и спросил:
— Ральф вон Дален, знаешь такого?
— Да.
— И кто он?
На этот раз школяр с ответом не спешил.
— Бакалавр тайных искусств, — сообщил он после заметной паузы. — Племянник епископа Вима…
Он точно собрался продолжить перечисление, и я поспешил перебить ненужное словоизлияние:
— Довольно! Кто его друзья?
Тут Уве не колебался.
— Мне такие неизвестны.
— Кто его враги? — спросил я, вынимая из онемевшей руки паренька жезл. Тот оказался неплохо отполирован, но ничего особенного собой не представлял. Я несколько раз крутанул палочку, оценивая баланс, потом сунул школяру за пояс и повторил вопрос: — Уве! Кто враги Ральфа?
Тот будто через силу выдавил из себя:
— Я!
— С чего бы это?
— Ему благоволит Лорелей!
— Они любовники?
Долгая пауза. Я уж подумал, что не дождусь ответа вовсе, но Уве словно прорвало.
— Нет! Я не знаю! Не уверен! — зачастил он с болезненной торопливостью. — Боюсь этого, но не уверен. Я не должен так думать! Не должен так думать о Лорелей. Она сама чистота и невинность!
По эфирному телу влюбленного юнца пошла рябь, эмоции сумели пробиться даже сквозь транс, и я поспешил сменить тему:
— Что связывает Ральфа и Лорелей, если не романтические отношения?
— Он преподает ей в частном порядке. Проводит с ней много времени. Я хочу быть на его месте! Я должен занять его место!
Ох уж эта невозможность мыслить ни о чем, кроме предмета обожания! Нужно было срочно уводить разговор в сторону, иначе душевные терзания грозили разрушить транс.
— Ральф преподает кому-то еще? — спросил я.
— Да.
— Кому?
— Не знаю. Он сам отбирает учеников. Одаренности мало, нужны деньги. Ходили такие слухи. Просто слухи. Я следил за Лорелей, иначе ничего бы не узнал…
— И чему такому может научить простой бакалавр?
— Не знаю.
— Ты пытался причинить вред Ральфу?
— Нет. Думал об этом, но он сильнее меня. Я должен занять его место как-то иначе!
— Ральф с кем-нибудь ссорился в последнее время?
— Не знаю…
Я продолжил задавать вопросы, но чем дальше, тем короче и невнятней отвечал Уве. Его сознание затягивала воронка транса; требовалось либо окончательно усыпить паренька, либо пробудить. Дальнейшие расспросы попросту не имели никакого смысла, да еще, ко всему прочему, явственно дрогнули на запястье четки.
Размышляя, как поступить со школяром, я начал перебирать пальцами янтарные зерна, отыскал бусину, чуть более теплую, чем остальные, и удовлетворенно хмыкнул. Спешить не было нужды, но и терять время впустую не стоило.
Усыпить или отпустить?
Ангелы небесные! Существовал и третий путь! Эфирное тело школяра было сейчас словно открытая книга, я мог бы поработать над ним, вписать некие императивы и в будущем управлять юнцом так, чтобы он об этом даже не подозревал. Или внедрить призрачную нить и в нужный момент перехватить контроль над телом. Я мог — да, но поступать так не стал.
Это было неэтично и просто мерзко. А еще явственно попахивало запретной волшбой. Иногда я совершенно сознательно прогуливался по краю, но сейчас в чрезвычайных мерах не было никакой нужды. Оправдать их могло разве что навязчивое желание ощутить себя повелителем чужой жизни и смерти…
