— И дерзок.
— Как вы думаете, королева, в чём обязанность шута?
— Смешить?
— Нет, обязанность шута — говорить правду. Ведь так бывает порой, что только дурак может говорить её открыто.
— Но ты не дурак.
— Нет, королева, а правда из уст умного человека вам пригодится больше.
Моё тело наконец поднялось с колен.
— Но ты не урод, каким положено быть шуту.
— Королева, вы просто не видели моё сердце.
— Ты не веселишь, ты пугаешь. Разве таким быть должен шут?
— А вы? Разве такой должна быть королева? Посмотрите на этих бедняг: вы продержали их в душной зале несколько часов, прежде чем почтили своим вниманием. Кое-кто из них уже описался, а возможно, кто-то и умер, просто не может упасть, настолько здесь тесно.
— Замолчи, шут!
— Вот вы и признали меня своим шутом, королева.
— Я…
— О, я рад, что вы признаёте это. Собирайте вокруг себя только сильную свиту — и вы будете блистать. Я знаю, вы можете прогнать меня и даже казнить, а потом взять себе в шуты несчастного уродца. Но это будет означать только одно, дочь Хазера, — что в вашем окружении появится слабое место, брешь, которую однажды пробьют.
— Но также мне не стоит приближать того, кто сильнее меня, — усмехнулась королева.
— Кто может быть сильнее прошедшего Лабиринт?
Королева вздрогнула:
— Что ты об этом знаешь?
— Ничего, моя госпожа, ведь то, что было в Лабиринте, остаётся там навсегда.
— Хорошо сказано, я прикажу внести это в правила. Так что, Шут, по-твоему, я должна делать сейчас с этими людьми? — Королева обвела залу рукой. Стояла абсолютная тишина, все вслушивались в наш разговор.
— Отпустите их, — шепнул я королеве на ухо. — Сила не в том, чтобы унизить, сила в том, чтобы полюбить каждого из них, — тогда вы получите ответную любовь. Примите клятву от всех сразу, и дело с концом.
— Но кто-то может промолчать…
— Кто-то может и соврать. Разрешите мне сыграть, и лжи тут места не будет.
— Играй, — кивнула королева.
Музыка хлынула чистой, искрящейся на солнце водой водопада. Она словно очищала эту залу от усталости и дурных мыслей. Дэмон играла бесподобно. Мне было далеко до неё, я заслушался, забыв обо всём на свете. О да, я хотел играть так же.
— Один мальчик, — начала королева, и голос её окреп и залил всё пространство, переплетаясь с музыкой проклятой лютни, — научил меня тому, как правильно произносить клятву.
На мгновение я вдруг поверил, что Стелли вспомнит меня. Если бы я владел своим телом, то бросился бы перед ней на колени.
— Сейчас вы все поклянётесь мне, вместе, сразу, и если кто-то солжёт или промолчит, я пойму, я увижу это, потому что клятва не будет иметь веса, магия рассыплется. А главное, это поймёт мой маг.
Словно из ниоткуда рядом с королевой появился маг. Я так и не понял, откуда он возник, и был поражён, как и большинство присутствующих. Но Дэмон не прервала игры и лишь слегка улыбнулась моими губами. Маг взглянул на меня, удивлённо приподняв бровь.
— Это мой шут, — ответила на немой вопрос королева.
— Откуда же ты взялся, шут? И почему твоя музыка так и норовит пробраться в сердце? — Взгляд мага скользил по моей коже, как слизняк.
Я ужаснулся: что, если маг сейчас почует Дэмон внутри меня?
— А разве не каждый талантливый музыкант старается войти в сердце своего слушателя? — Дэмон была спокойна.
— А ты талантливый?
— Я гениальный. — Дэмон рассмеялась. — А ты?
Маг поджал губы.
— Приступим, — сказала королева. — Я жду клятвы.
Дэмон оборвала мелодию, и в зале послышался неровный гул голосов.
Маг поморщился:
— Никуда не годится.
— Ещё раз, — жёстко приказала королева.
— Когда я махну рукой, все хором произнесите клятву верности, — произнесла Дэмон, обращаясь к толпе.
Королева и маг сердито посмотрели на меня.
Но Дэмон, положив у ног лютню, прижала руку к груди над моим бедным сердцем и затем вскинула её вверх, словно бросая в толпу что-то, зажатое в кулаке.
— Клянёмся! — грянуло единодушно со всех сторон, и слово это стало видимым, ощутимым, оно заискрилось под потолком, подобно северному сиянию.
— А ты не так прост, — буркнул маг.
— Что ты сделал, Шут? — поинтересовалась королева.
— Жесты так же необходимы, как слова, — шепнула ей Дэмон, подбирая лютню. — Хотите руководить толпой — научитесь этому.
— Ты больше походишь на советника, чем на шута.
— О нет, должность советника слишком опасна — насоветовал не того, и на плаху. А с шута взятки гладки, что стоит слово дурака?
— Я подарю тебе шутовской колпак с колокольчиками, — буркнул маг, — чтобы никто не сомневался, кто ты есть на самом деле. И чтобы ты сам не забывал этого никогда.
— Только пусть он подходит к цвету моих глаз, — усмехнулась Дэмон.
Мне показалось, что маг сейчас зашипит, как разозлившийся кот. На мой взгляд, было не слишком разумно злить его.
Королева покинула залу, мы с магом двинулись следом. Мне хотелось найти взглядом Лаки. Когда двери за нами закрылись, королева устало опустила плечи, и я увидел свою Стелли. Как же мне хотелось броситься к ней и рассказать о том, кто я такой.
«Она тебе не поверит, — заявила Дэмон, — она тебя давно похоронила».
«Нет!!!»
«Да, Мир, да. Как бы она ни хотела верить в то, что тебе удалось выжить, она смирилась. Смирилась в тот самый момент, когда услышала твою музыку в Лабиринте. Потеря тебя была для неё самым большим горем — этим и воспользовался Лабиринт, создавая для неё туман отчаяния».
«Но почему она решила, что я мёртв?»
«Стелли сообщили, что твой дом сгорел, отец погиб, а ты умер на дорогах королевства от голода. Девочка ужасно горевала, что её не было рядом, когда ты в этом нуждался, и она ничем не смогла тебе помочь. Впрочем, она всё равно надеялась, что каким-то чудом тебе удалось выжить. Но когда Стелли услышала твою музыку в Лабиринте, то приняла тебя за призрака. Иначе как бы ты смог оказаться там, ведь в тебе нет королевской крови. Только для призраков все двери раскрыты. И тогда Стелли поверила в твою смерть и смирилась с ней, получив, как она думала, твоё прощение. Именно это и рассеяло туман отчаяния. А дальше королева шла по Лабиринту уже одна, не оглядываясь на то, что подумаешь о ней ты. Простившись с тобой, она простилась со всем лучшим, что было в ней. Это и помогло ей пройти Лабиринт. Если сейчас ты скажешь, что вернулся, для неё будет ударом, что ты видишь её такой, какой она стала».
