– Должен сказать, я все не мог допереть, с какой радости человек в здравом уме возьмется за такую работенку… забесплатно… но теперь… и это все твое каждую ночь?
– Три ночи в неделю. Ты пьян?
– Это что еще за вопрос? – отозвался Бейкон, но не уточнил, полагает ли вопрос оскорбительным, или избыточным, или то и другое. – Я сюда приходил в первый день в Нью-Йорке, – продолжал он, напуская туману дыхания на стекло. – Днем совсем иначе. Дети бегают. Сплошь голубое небо и вон там пар. Голуби. Корабли. Флаги.
– А я днем тут ни разу не был. Восход видел, да. Но я обычно ухожу задолго до того, как начинают пускать людей.
Бейкон попятился. Призрачный отпечаток его черепа мгновенье помаячил на окне и испарился. Бейкон скользнул вдоль окон к юго-восточному углу, где, как и на трех других углах наблюдательной площадки, стоял телескоп с монетоприемником. Наклонился, заглянул. Бумажные пакеты зашелестели. Бейкон, видимо, про них забыл.
– Ну ничего себе, – сказал он, щурясь в окуляр. – Статую Свободы видно. – Если не скормить телескопу монетку, видно не было, разумеется, ничего. – Кто бы мог подумать – она в сеточке для волос спит. – Он развернулся – лицо разом невинное и безрассудное, ну чисто двухлетка, ищет детскую: откопать там что-нибудь новенькое и разломать. – Можно я здесь погуляю?
– Ну…
– Ты тут сидишь?
По-прежнему таская пакеты, откуда теперь вился бесспорный запах спаржи, Бейкон зашел за широкий помост, который днем служил постом охраны: здесь продавали билеты и проводили неформальные экскурсии по знаменитой панораме. Здесь же Командование истребителей-перехватчиков установило телефон – в случае воздушного налета Сэмми свяжется с Кортландт-стрит. Сэмми хранил там коробку с обедом, карандаши, сигареты и лишние бланки для рапортов.
– Да я почти не сижу… Бейкон, может, не стоит… нет!
Бейкон поставил один пакет и снял телефонную трубку:
– Алло, Фэй? Это Конг. Слышь, деточка… ой. Там гудки.
Сэмми кинулся к посту, вырвал трубку у Бейкона из руки и грохнул ею на рычаг.
– Извини.
– Можно тебя попросить, Бейкон? – сказал Сэмми. – Во-первых, ничего не трогай, но это ладно. – Он привалился к Бейкону, точно к заклинившей двери, нажал плечом и выпихнул гостя из-за стола. – Колись, что в пакетах.
Бейкон опустил глаза на свою левую руку, слегка удивился, перевел взгляд на отставленный пакет. Подобрал его и предъявил Сэмми. Тот уловил запах чего-то масляного, и винного, и овощного – лук-шалот, кажется.
– Ужин! – сказал Бейкон.
Они вернулись в темное кафе, ощетинившееся ножками перевернутых стульев. Натертые каменные полы шуршали под ногами. Хромовые ленты, опоясавшие длинный бар, в углу мерцали светом из вестибюля. Тихо сами себе мурлыкали холодильники. Приглушенная атмосфера отчасти охладила или, по крайней мере, уняла бойкость Бейкона. Он перевернул два стула и, ни слова не прибавив, стал разгружать пакеты. Из одного извлек три серебряных блюда с крышками – гостиничные официанты в кино всегда вкатывают такие на застланных скатертью тележках. В другом обнаружились еще два блюда и маленькая супница, сбрызнутая бледно-зеленым супом. Расставив все это на столе, Бейкон вынул довольно разносортный букет вилок, ножей и ложек с густым цветастым узором и пару тканых салфеток, слегка заляпанных соками и жидкостями, свершившими побег из тарелок. Еще он достал бутылку вина, штопор и два бокала – один он по дороге кокнул.
– Придется по очереди, – сказал Бейкон. – Или я могу из горла.
– Что, «печеную Аляску» не принес? – спросил Сэмми.
Бейкон скорчил обиженную мину. Сорвал крышку с одного блюда, явив взору грустную лужицу белой приторной жижи с бурыми прожилками:
– Ты за кого меня держишь?
– Извини, – сказал Сэмми.
Они сели за стол. На ужин были перепела, фаршированные устрицами, спаржа на пару́ в голландском соусе, македонский салат и картофель «дофине». Бледная жидкость оказалась крем-супом из водяного кресса. Сэмми так и не заставил себя расчленить птичье тельце, но выудил начинку, – как выяснилось, очень вкусно.
– Ты как это устроил? – спросил Сэмми. – Обслуживание в номерах с собой?
Бейкон жил в отеле «Мэйфлауэр» – весьма не по средствам, как он сам говорил.
– Не совсем.
– Вкусно. Могло бы быть и погорячее.
– Соль? – Бейкон снова полез в пакет, вынул серебряную солонку еще цветастее приборов и поставил на стол. Солонка была пуста. – Ой. – Он снова наклонился, заглянул в пакет и перевернул его, наклонив уголок над солонкой. Тонкой струйкой высыпалась комковатая соль. – Вот. Как новенькая. Итак, – продолжал он, ткнув пальцем в планшет Сэмми и значок наблюдателя. – Хотел, значит, внести лепту, да? Помочь Эскаписту в нескончаемой битве с Железной Цепью и ее приспешниками из Оси Зла?
– Многие спрашивают, – сказал Сэмми, посыпая картошку солью. – Обычно я так и отвечаю.
– Но мне-то ты скажешь правду? – спросил Бейкон насмешливо, но с минимальнейшим намеком на взаправдашнюю мольбу.
– Ну, – сказал польщенный Сэмми, – я просто подумал, что я… должен. Я… я кое-что сделал, чем не горжусь. И потом, когда сделал и вернулся, тут были эти добровольцы в вестибюле, их водили по зданию, и я как бы влился. Даже поразмыслить не успел.
– Совесть нечиста.
Сэмми кивнул, хотя правдой было и то, что его карьера наблюдателя примерно совпала с периодом, когда Джо начал все больше времени проводить с Розой Сакс и почти каждый вечер оставлял Сэмми убивать долгие часы в одиночестве.
– И не спрашивай, что я сделал, потому что я не могу рассказать.
– Ладно, не спрашиваю, – пожал плечами Бейкон. И закинул в рот спаржу на вилке.
– Ладно, – сказал Сэмми. – Расскажу.
Бейкон поиграл бровями:
– Что-то типа пикантное?
– Нет, – рассмеялся Сэмми. – Нет, я… я лжесвидетельствовал. Под присягой. Сказал юристам Супермена, что Шелли Анапол не просил меня копировать их персонажа. Хотя он попросил прямым текстом.
– Господи боже! – сказал Бейкон в полном ошеломлении.
– Нехорошо вышло, да?
– Да тебя повесить мало.
Тут Сэмми разглядел, что над ним подтрунивают. Впрочем, воспоминание о неприятных и нудных часах в конференц-зале «Филлипса, Низера» по-прежнему заливало его щеки краской унижения.
– Короче, это нехорошо, – сказал он. – У меня была веская причина, но все равно. И я, видимо, хотел как-то загладить.
– Если это худшее, что ты в жизни натворил… – покачал головой Бейкон.
– Пока, – сказал Сэмми, – кажется, да.
Некое неведомое воспоминание промелькнуло в глазах Бейкона, и они погрустнели.
