– Его растить.
Он с улыбкой потряс головой:
– Очень странно звучит.
– Ты ему будешь вместо отца, сам понимаешь, – сказала она.
«А я могу стать Томашу матерью. Только попроси, Джо, – я готова». Слова чуть не сорвались с языка, но Роза удержалась. А если бы сказала – что имела бы в виду? Что хочет за него замуж? Минимум десять лет, с двенадцати или тринадцати, она заявляла всякому, кто спрашивал, что выходить замуж не намерена никогда, а если и выйдет, то лишь когда состарится и устанет от жизни. Затем эта декларация в разнообразных своих воплощениях перестала как следует фраппировать людей, и Роза начала добавлять, что человек, за которого она в итоге выйдет, будет не старше двадцати пяти. Но в последнее время ее одолевала сильная, невыраженная тоска, желание быть с Джо постоянно, поселиться в его жизни, допустить его в свою, вступить с ним в некое совместное предприятие, в сотрудничество, которое и будет их жизнью. Выходить замуж для этого, пожалуй, необязательно, и Роза понимала, что уж точно не должна этого хотеть. Но хотела? Навещая миссис Рузвельт, Розин отец, объясняя, отчего его заботит беда с «Ковчегом», сказал, что один ребенок на борту – брат молодого человека, за которого выходит замуж его дочь. Разговаривая с Джо, Роза аккуратно умолчала об этой подробности.
– По-моему, это очень мило. Разумно и мило.
– Тут поблизости хорошие школы. Я договорился, чтобы его собеседовали в «Тринити», – говорят, она хороша и берет евреев. Дизи сказал, он поможет устроить его в «Коллегиату», где сам учился.
– Ну ты напланировал.
Что это она вздумала – обижаться на скрытность? Замкнутость – его натура; видимо, отсюда и иллюзионизм – фокусы и тайны, которые ни за что нельзя раскрывать.
– У меня полно времени. Я жду восемь месяцев. Много думал.
Лифтер затормозил кабину и откатил дверь. Подождал, когда пассажиры выйдут. Джо вперил в Розу странный застывший взгляд, и в нем ей почудилась – или, может, просто пожелалась – лукавая искра.
– Десятый, – сказал лифтер.
– Много думал, – повторил Джо.
– Десятый, сэр, – настаивал лифтер.
В квартире были виды на Нью-Джерси из окон по одной стене, позолоченные краны в той из двух ванных, что побольше, и умопомрачительная геометрия паркетных полов. Было три спальни и библиотека со шкафами вдоль трех стен от пола до потолка; в каждой комнате – минимум один встроенный книжный шкаф. Роза во все комнаты зашла по два раза, не в силах отмахнуться от фантазий о жизни в этом элегантном обиталище в вышине, над этой изысканной манхэттенской просекой с психоаналитиками-фрейдистами, первыми виолончелистами и членами апелляционного суда. Здесь могут поселиться они все – и она, и Джо, и Томаш, и, может, со временем появится еще один ребенок, невозмутимый и толстый, как путти.
– Так, хорошо, а что ты мне приготовил?
Вопрос сорвался с языка. В карманах у Джо не наблюдалось бугров, но, может, сюрприз драпирует пальто. Или он очень-очень маленький. Джо собрался делать предложение? И если да – что она тогда ответит?
– Нет, – сказал он. – Ты первая.
– Портрет, – сказала она. – Твой портрет.
– Еще один? Я не позировал.
– Удивительное дело, – поддразнила она. Развязала бечевку и отнесла картину на каминную полку.
Роза уже написала два портрета Джо. Для первого он позировал в рубашке и жилете, растянувшись в кожаном кресле в обшитой темными панелями гостиной, где они познакомились. На портрете его снятый пиджак со свернутой газетой в боковом кармане висит на спинке кресла, а Джо опирается на подлокотник и его длинное, волкодавье лицо чуть склонено набок, пальцы правой руки слегка прижаты к виску. Ноги скрещены в коленях, и он как будто забыл про сигарету в левой руке. Розина кисть уловила иней пепла на лацкане, оторванную пуговицу на жилете, нежное, нетерпеливое, дерзкое выражение глаз, каковым Джо явно сообщает художнице телепатически, что намерен плюс-минус через час ее отодрать. На втором портрете Джо работает за чертежным столом в их с Сэмми квартире. Перед ним лист бристольского картона, отчасти заполненный панелями; пристально вглядевшись, на одной из них различаешь отчетливый силуэт летящей Сатурнии Луны. Длинной тонкой кистью Джо тянется к флакону туши на приставном столике. Стол, который Джо купил из шестых или седьмых рук вскоре по прибытии в Нью-Йорк, зарос многолетней коркой и созвездьями разбрызганной краски. Рукава у Джо засучены до локтей, на высокий лоб падают темные кудри. Видно, что кончик галстука лежит в опасной близости к свежему мазку краски на картоне, а на щеке у Джо пластырь поверх бледно-розовых царапин. Лицо безмятежно и почти бесстрастно, внимание целиком сосредоточено на щетине кисти, которую он вот-вот окунет в ярко-черную тушь.
Третий портрет Джо Кавалера – последняя в истории живописная работа Розы, и он не похож на первые два, поскольку художница работала не с натуры. Выполнен портрет с тем же непринужденным, но точным мастерством рисовальщика, что характерно для всех ее работ, однако изображение фантазийно. Стиль попроще, чем у предыдущих двух, близок к мультяшной, слегка застенчивой наивности Розиных пищевых портретов. Здесь Джо стоит на неразборчивом бледно-розовом фоне, на узорчатом ковре. Он обнажен. Что удивительнее, он с головы до ног опутан тяжелыми металлическими цепями, и на них, точно подвески на браслете, болтаются навесные замки, наручники, железные запоры и кандалы. На ногах оковы. Под весом металла Джо сгибается в поясе, но голову задирает высоко и смотрит на зрителя с вызовом. Длинные мускулистые ноги прямы, ступни расставлены, точно он вот-вот ринется в бой. Поза эта заимствована с фотографии из книги про Гарри Гудини, с одним критическим отличием: Гудини на портрете прикрывает свою благопристойность скованными руками, а здесь гениталии с их несчастной гримасой отчетливо видны, хотя и густо затенены мехом; большой замок у Джо на груди – в форме человеческого сердца; на плече, в черном пальто и мужских галошах, сидит сама художница с золотым ключом в руках.
– Забавно, – сказал Джо. И сунул руку в карман брюк. – Вот что я тебе готовил. – Он протянул ей кулак костяшками вверх. Роза перевернула его руку и разжала пальцы. На ладони лежал латунный ключ. – Мне понадобится здесь помощь, – сказал Джо. – Я надеюсь всем сердцем, Роза, что ты захочешь мне помочь.
– А от чего ключ? – спросила она, и голос ее был пронзительнее, чем ей хотелось, и она прекрасно понимала, что ключ от квартиры и Джо просит ее о том, о чем она едва не попросила сама, – стать матерью или хотя бы старшей сестрой Томашу Кавалеру. Сейчас Роза огорчилась (в меру надежды получить кольцо) и возрадовалась (в меру ужаса пред собственным желанием получить кольцо).
– Как на картине, – сказал он шутливо, будто заметил, что она расстроилась, и прикидывает, каким тоном с ней говорить. – Ключ к моему сердцу.
Роза взяла ключ, подержала в руке. У Джо в кармане ключ согрелся.
– Спасибо, – сказала Роза. Она плакала горько и счастливо, стыдясь себя, в восторге оттого, что взаправду может что-то для него сделать.
