– Интересно, успела Софья Абрамовна уехать или ее забрали, как остальных стариков? – Каланча была ошарашена. Она и не заметила, в какой момент с улиц исчезли все старики. Она-то думала, что старушки ее просто покинули. Да еще чистки, лагеря. Как ей с детьми удалось уцелеть в этом конце света? Как им уцелеть и дальше?
* * *
Отродье вернулся с печальными новостями: Малышу не стало лучше, дышать он может пока только через аппарат, с сердцем перебои. Он помогал Белой переехать в больницу – без баллона и аппарата им не обойтись. Гик нашел, как подключить отопление. Белая предложила всем остальным переехать в ее квартиру. Там есть электричество, пока можно включать обогреватели, потом, может быть, смогут наладить отопление, а детям там будет удобнее и безопаснее. К тому же квартира лучше защищена от мародеров, чем дом: у них крепкая железная дверь и глазок.
Два дня они осуществляли этот план. Очкарик совсем поправился, повязку с ноги можно было снять. Толстый расстроился: он не хотел покидать огород и собирался перевезти в квартиру весь собранный урожай, Каланча с трудом уговорила его большую часть картошки оставить в подполе.
Псих наотрез оказывался переезжать в другое место, раскачивался, ужасно нервничал, даже кричал. Девочки были счастливы, что там есть нормальный туалет. Обещанием нормального туалета его и убедили. Каланча пообещала принести ему много-много коробков спичек. Хулиган откуда-то даже притащил большие, для зажигания каминов или костров.
Отродье тоже не хотел переселяться, говорил, что не может бросить Жука без присмотра, а возле Правительственного дома его надолго не оставить. Каланча уверяла, что небезопасно и неразумно всем находиться в одном месте, а машине и водителю – в другом. Сошлись на том, что Отродье отремонтирует «Тойоту», брошенную кем-то на главной улице, и поставит ее возле Правительственного дома, по срочным делам будут ездить на ней. Так Жук может больше времени проводить за забором.
В больнице Белой помогал Гик. Спали по очереди: у Малыша теперь часто случались боли, и уколы делали оба – при первых признаках наступающего приступа. Иногда днем Малыш чувствовал себя неплохо, просил, чтобы привезли ребят. Поначалу те терялись у больничной койки – не знали, как вести себя возле кровати с аппаратом, или боялись опять спровоцировать ухудшение. Корявая часто плакала, первые пару раз Психа даже не удалось уговорить приехать, Хулиган оставался с ним. Но потом и тот – возможно, слушая рассказы ребят, – стал твердить «Малыш – хороший» и соглашался его навестить.
Белая перерыла всю медицинскую литературу, которую можно было найти в больнице, Отродье даже в библиотеку ее возил, но там нужных книг не оказалось. Она пыталась понять, что спровоцировало ухудшение, чего ждать и как стабилизировать состояние страдающего ребенка. Понимала, что без хорошей диагностической аппаратуры, которой в их больнице сроду не бывало, понять что-то будет сложно. На третий день к вечеру Малыш потерял сознание. Белая попросила Отродье привезти всех в больницу на совет.
Они сидели в палате Малыша – дети на одеялах, брошенных на пол, Белая на кровати, остальные сели кто куда. Сумрак уже начал заполнять комнату, добавляя тоски и тревоги к всеобщему настроению.
– Мы должны отвезти его в областную больницу, где есть хорошая аппаратура и нормальные врачи. Иначе мы рискуем его потерять. Я уже ничего не могу сделать! – лицо ее было серьезным, глаза горели, она собиралась бороться.
– Я не поеду! К этим врагам! Да ни в жизнь! Они, етить вашу, тут же нас заграбастают и поместят исправляться. Мне детдома хватило, лучше сдохнуть! – Отродье вскочил с тумбочки и ринулся к двери, как будто кто-то прямо сейчас мог заставить его ехать, против воли посадить в машину.
– Послушай, они и в более благополучные времена таким как Малыш не давали шанса, а теперь им вообще никто заниматься не будет. Я же пересказывала тебе письмо Софьи Абрамовны. Сумасшествие только укрепляется. Его вообще могут отнять у тебя и поместить куда-нибудь, это теперь их любимое занятие. Да и тебя заодно. Нам нельзя ехать, нужно искать другой выход.
– Какой другой выход? Что еще мы можем сделать? – Белая была близка к отчаянию.
– Я попробую снова подключиться к интернету, – после паузы задумчиво промолвил Гик из своего угла.
– Что-о-о? Ты мог и до сих пор этого не сделал? – Белая посмотрела на него, как на умалишенного. – Почему?
– Ну, как-то было без надобности. Меня же все устраивало, зачем мне? Код и так можно было писать. А теперь понятно зачем: ты можешь поискать там нужную информацию или даже какому-нибудь светиле написать, только сначала проверить его: не идейный ли придурок.
– А еще, – Каланча даже вскочила, – мы можем узнавать новости и быть в курсе того, что замышляют власти по поводу нашего города. Наверняка есть какой-нибудь циркуляр, по которому «в плановом режиме» что-то собираются делать.
– Ну ты, это, чего сидишь, тормоз, давай иди, запускай свой интернет, – Отродье не упустил шанса пошпынять Гика.
– А ты мне не указывай! Как соберусь, так и пойду. Будешь наезжать, вообще ничего не сделаю.
– Гик, миленький, не обижайся, – Каланча, как всегда, выступала миротворцем – не любила, когда затевают ссору. – Он ничего плохого не имеет в виду. Просто он привык так разговаривать.
– Как привык, так пусть и отвыкает. Пошел я, подумаю, что можно сделать, – недовольный Гик вышел и потопал по коридору.
* * *
Ночью Малыш пришел в сознание, но испугался чего-то и заплакал. Возле него дежурил Гик – не столько дежурил, сколько дремал, как часто с ним случалось. Его разбудили непонятные звуки. Он встрепенулся и увидел полные слез детские глаза. Бросился поднимать Белую (хотя Гик всегда все делал очень медленно, на этот раз он почти бежал по коридорам больницы).
– Что, мой хороший? Что случилось? Почему ты плачешь? – Белая была в панике, она впервые видела, как Малыш плачет. – Тебе больно? Вколоть лекарство?
Сняла маску, временами ребенок мог обходиться без нее.
– Я боюсь, Белая. Боюсь темноты.
– Но здесь же светло, принести еще лампу? Тебе темно? Ты плохо видишь? Ты видишь меня?
– Вижу. Мне снился сон, как будто весь мир накрыла черная туча. Стало почти совсем темно, и все люди сначала очень испугались, а потом привыкли. Они научились жить в темноте, на ощупь и даже не захотели подумать, о том, как бы добыть огонь. Им как будто нравилось не видеть, Белая, хотелось забыть, что у них есть глаза. А потом они начали убивать тех, кто все-таки пытался добыть огонь. И тут я проснулся. Мне было так страшно. Почему они убивали их?
– Малыш, Малыш, не бойся, милый, я с тобой, – она погладила его по голове. Чем ей утешить такого взрослого мудреца? Ей бы кто рассказал, почему люди временами склонны убивать тех, кто пытается им открыть глаза.
– Ну почему, Белая? Видеть – это же хорошо?
– Какой же ты серьезный и умный для своих лет. Я тебе расскажу одну историю, – она прилегла рядом, поверх одеяла, обняла его. – Знаешь, у древних греков была такая сказка: в стародавние времена, когда на земле еще обитали древние люди, они жили в пещерах, охотились, но не знали огня. Тогда жил-был греческий бог – Прометей, он был другом Зевса – бога всех богов. Прометей был очень привязан к людям, часто бывал в их поселениях, участвовал в их жизни и хотел им добра. Зевсу тоже было интересно наблюдать за людьми, но он делал это только с высоты своего Олимпа, с горы, на которой жили боги. Он строго-настрого запретил всем богам помогать людям – боялся, что развиваясь, обретая новые знания, люди станут равными им и перестанут чтить своих великих создателей. Но Прометей слишком любил людей и рискнул – выкрал у Зевса божественный огонь и подарил его людям.
