Сталин не подписывал Женевскую конвенцию о военнопленных, но старался придерживаться её духа и буквы. По официальным данным НКВД в СССР было за время военных действий 2 389 560 немецких военнопленных, из них умерли в плену 356 678 человек, освобождены 2 031 743 человека. Австрийцев попало в плен 156 681 человек, умерли 10 891 человек, освободили 145 190. Венгров было в нашем плену 513 766 человек, умерли 57 755, освободили 459 011 человек. Румын взяли в плен 187 367, умерли 54 612, освобождено 132 755 человек. А ещё были пленные итальянцы, бельгийцы, французы и люди прочих национальностей.
В советском плену погибло от болезней или ран 15 % пленных, а в Третьем рейхе погибло 70 % советских военнопленных. Через немецкий плен прошли 5,7 млн военнослужащих РККА, выжили 2,2 млн, из них вернулись на Родину 1,8 млн, остальные – невозвращенцы. Вернувшихся тщательно проверяли органы НКВД и СМЕРШа. Особое внимание к командирам и евреям, ибо им выжить в плену было невозможно и было подозрение, что они завербованы Абвером или СД. Как правило, их сразу отправляли в наши лагеря. Ведь с началом войны Сталин решил, что советский боец или командир в плен попадать не должен, а обязан пустить пулю в лоб. Если попал, значит, сдался добровольно. И уже не играет роли – был ранен, контужен или патроны кончились, потому что ты предатель и веры тебе нет. Да, были случаи добровольной сдачи в плен. Например, майор Кононов Иван Никитич. Служил в РККА с 1922 года, с 1929 года член ВКП(б), даже политруком был, командовал кавалерийским эскадроном. После учёбы в военной академии им. М. В. Фрунзе дослужился до командира 436-го полка 155-й стрелковой дивизии, был награждён за бои в «зимней войне» 1939–1940 годов орденом Красной Звезды. В 1941 году, 22 августа добровольно вывел полк на сторону немцев, вместе с батальонным комиссаром Д. Панченко.
Кононов сформировал с согласия немцев добровольческую часть «ЮГ», быстро выросшую в 600-й отдельный казачий батальон, который воевал против РККА под Вязьмой. Немцы оставили ему звание майора, но уже не РККА, а вермахта. За бои и успехи по борьбе с большевиками присвоили звание подполковника. Летом 1943 года батальон уже вырос до 5-го Донского казачьего полка в конном корпусе генерала Паннвица. В июле 1944 года Кононову присвоили звание полковника, его полк участвовал в боях против 57-й армии 3-го Украинского фронта. Изменнику Родины удалось перед поражением Германии сбежать, и умер он в 1967 году в Австралии.
Так что подозрения НКВД не были безосновательны, но нельзя же чёрной краской мазать всех, попавших в плен. Но получилось так. Только при Ельцине, в 1995 году бывших советских военнопленных признали участниками Великой Отечественной войны. И лишь при Путине в 2005 году их приравняли к ветеранам и они стали получать льготы. Да что Кононов, когда сдавались и генералы, Власов тому яркий пример и тоже добровольно.
Хроника произвела на бойцов сильное впечатление. Нескончаемой колонной следовали по Садовому кольцу пленные. Впереди генералы и офицеры, за ними солдаты. Вид жалкий, да ещё неумолчный грохот жестяных банок и железных кружек, подвешенных к поясам. А после прохода пленных шеренгой шли поливальные машины и смывали грязь, в прямом и переносном смысле.
Потом показывали женщин и подростков, стоявших за станками. Именно их руками производилось оружие в тылу. Вот кому Илья готов был поклониться до земли. Ни выходных, ни отпусков, на скудном пайке в холодных цехах и рабочий день по 12–14 часов.
Боец на фронте, когда нет боёв, может отдохнуть, да и питание на фронте всяко лучше, чем в тылу. Тыл жил лозунгом – «Всё для фронта, всё для победы». На фронте хронику показывали не часто, в 1941–1942 годах вообще не было, вероятно, нечего было показывать. Когда появились победы, а первой был разгром гитлеровцев под Сталинградом, так сразу хроника появилась. Потом в ближнем тылу стали выступать фронтовые бригады артистов театров, певцов. Особенно бойцы любили Лидию Русланову, проникновенно пела, сердцем, а не голосом брала. Так ведь и её потом в лагерь определили как врага народа.
Доносы писали и на фронте, тем более «контрики» кляузы поощряли. Нормальный человек не стал бы писать – «когда все шли в атаку, ефрейтор Иванов не кричал – за Сталина! Прошу проверить, так как считаю замаскировавшимся врагом народа». И не играло роли, что этот Иванов жизнь спас кляузнику, успев выстрелить первым в немца, который собирался стрелять в доносчика. Натура была у некоторых людей такая – сделал подлость товарищу, с которым из одного котелка ел, и на душе легче, пролетарскую бдительность проявил. Однако настоящего предателя во взводе выявить не смогли. Разведгруппа из четырёх человек получила задание взять «языка». Все из взвода Ильи. Он сам их провёл на передовую, где заранее присмотрел участок, подходящий для перехода. Старшему группы показал ещё днём в бинокль. Сапёры уверили, что минных полей, ни наших, ни немецких, нет. В группе бойцы опытные, только один новичок, из украинцев. Обычно так и делали, новичок «обкатывался» в нескольких рейдах или поисках с опытными бойцами. Они подскажут, подстрахуют, помогут. Задание не было сложным, взять «языка» да хоть из первой траншеи, можно рядового. Командование хотело узнать – сменилась ли дивизия, противостоящая им на этом участке фронта. Задание – проще не бывает. Однако к рассвету группа не вернулась. Бывает, задерживают непредвиденные обстоятельства. Илья, всю ночь проведший на передовой, у пехотного взводного, особенно не обеспокоился, вышел на вторую ночь в траншею. Уже ближе к утру часовой свистком подал сигнал – чужие. Оба лейтенанта из землянки в траншею вышли. Часовой помог добраться до траншеи Трутову, одному из группы. Ранен в ногу и руку, причём ногу смог перевязать, а рукав гимнастёрки в крови. Сидора нет, но оружие Трутов не бросил, хотя крови потерял много, и автомат тащить было очень тяжело.
– Что случилось? – почти крикнул Илья.
Он полагал, что случилась стычка с немцами. Пехотный взводный тем временем вызвал санитара. Боец нуждался в срочной отправке в медсанбат.
– Перегуда, сука, в спину всех расстрелял и к немцам перешёл.
Верно, новичков в группе последними ставят. Кто впереди – прощупывают землю в поисках мин, выдерживают направление, решают – двигаться дальше или замереть, потому как немецкий часовой в десяти метрах, за поворотом траншеи. Новички группу замыкают, и им вся группа видна, как на ладони. От услышанного Илья оцепенел на несколько секунд.
– Точно он? Может – немецкая разведгруппа?
– Он стрелял, потом к немцам побежал, руки поднял. Кричит – не стреляйте, паны немцы, я сдаюсь!
Разговор шёл с глазу на глаз. Часовой вернулся в свою ячейку на нейтралке, а пехотный взводный отправился за санитарами. Трутов, хоть и ранен был, а сообразил – перебежчик и предатель во взводе, это для Ильи большая головная боль. Тут же «контрик» допытываться начнёт – почему раньше не раскусили? Перебежчик – это чрезвычайное происшествие, и не поздоровится всем причастным – взводному, политруку, командиру роты, не исключено – контрразведчику.
Поэтому Трутов прошептал:
– Я скажу, что группа попала под пулемётный обстрел. Так для всех лучше будет.
