Как все-таки переменился Алалу, жутко облагородился, набрался манер, бросил пальцовки и уркаганскую феню. Хотя нет, если глянуть в корень, повнимательнее и поглубже, то ничего, по сути дела, в нем не изменилось – все та же наглая, самоуверенная, донельзя алчная сволочь. Сволочь, которой хорошо бы пересчитать все кости, а потом отправить на протоплазму в конвертер. Эх, и почему же он не окочурился в шахте, не сгинул от радания, не задохнулся под обвалом. Выжил, выкарабкался, забрался наверх, да так высоко, что стал Куратором Безопасности. И теперь опять за свое. Мало ему денег, почета и власти, еще могущества ассуров подавай. Этот не дрогнет, наворотит делов, напорет косяков, повыпускает кровушки. По щиколотки, по лодыжки, до колен, до горла, выше крыши. Во славу Вседорбийской идеи демократии. Тьфу! А скорее всего, во славу своих личных амбиций. Амбиций ануннака без сердца и души.
– Вопросов нет. Все ясно и понятно, – не сразу отозвался Ан, брезгливо усмехнулся, с достоинством кивнул. – Ну что, будем разбегаться? Пойду-ка я помаленьку к себе, охвачу инструктажем народ.
– Не спеши, мой друг, не гони волну, мы ведь так давно не виделись, – улыбнулся Алалу. – Ты знаешь, как бы там ни было, а ведь ты часть моей жизни. Именно мысли о тебе придавали мне силы, заставляли подниматься из дерьма, наполняли значением все мое существование. Там, на нижнем уровне шахты, в раданиевой пыли, в облаках рудного газа. О, как мне хотелось встретиться с тобой, заглянуть тебе в глаза, услышать твой знакомый голос. Так что не спеши, позволь мне напоследок развлечь тебя, впечатления, уверяю, будут неповторимыми.
С этими словами он поднялся, взял медъемкость со стола, не спеша открыл и, вытащив оранжевый, с фасолину контейнер, без всякой интонации позвал:
– Номер сорок восемь, ко мне.
– Внимание и повиновение, начальник, – ближний из мордоворотов ожил, бодро отделился от стены и статуей командора в белом вытянулся перед Алалу. – Повелитель номер сорок восемь. Внимание и повиновение.
– На, жри, – ткнул ему фасолину Алалу. – Жуй.
Мордоворот послушно взял, сунул, не раздумывая, в рот и тут же тяжело упал, забился, скорчился эмбрионом на полу. Всхлипнул судорожно, застонал, дернулся и навсегда затих. По подбородку его, клубясь, текла обильная желтая пена.
– Ну, как шоу? Впечатляет? – воодушевился Алалу, подмигнул и резко повернулся к стенке, где скучал второй мордоворот. – Эй, номер двадцать три. Тело сорок восьмого в конвертер.
– Да, начальник. Внимание и повиновение, – встрепенулся тот, почтительно кивнул и, с легкостью подхватив почившего коллегу, моментом отчалил из закута. Обыденность происходящего убивала – ни сожалений, ни вопросов, ни сомнений. Ничего ануннакского.
– Что, хороши? – хмыкнул ему в спину Алалу. – Наша новая секретная разработка под названием Патентованный Боец. Ануннаки, но без ануннакских слабостей. Выращиваются в пробирке, воспитываются в строгости, умны и инициативны, не то что биокиборги. Но полностью управляемы, предсказуемы, лишены привязок и знают единственный закон – приказ начальника. К тому же психически продвинуты, подвергнуты нейропрограммированию и знают пару оккультных фокусов на уровне магистра магии. Не ассуры, конечно, но и то хорошо. М-да, очень хорошо. Впрочем, как ты мог бы заметить, у меня все отличного качества. И отрава в том числе, – Алалу снова взялся за свою емкость с ядом, медленно священнодействуя, открыл и, вытащив зелено-черную фасолину-контейнер, демонстративно зарядил ее в инъектор-пистолет. – Сейчас, друг мой, ты узнаешь это на своей шкуре. Точнее, мозге. Очень хорошо узнаешь.
Тут же длинное, являющееся по сути дела зондом дуло вонзилось Ану глубоко в ноздрю – с хрустом раскололся мир, боль на время погасила его краски, а из мрака, из липкой темноты доносился громкий смех Алалу:
– Ну что, друг мой, как ощущения? Я же предупреждал, что это шоу запомнится надолго. О, ты будешь помнить о нем все время, каждую минуту, каждый миг. В башке у тебя сидит контейнер с ядом, с тем самым, очень качественным, действие которого ты только что видел. Только концентрация его подобрана так, что действует он не сразу, медленно и печально. Однако каждые четыре часа необходимо принимать противоядие. Иначе – масса впечатлений и страшная, жуткая, пролонгированная смерть. Так что давай, друг мой, иди общайся с народом, а потом возвращайся – с банковской матрицей и с планом на перспективу. Подробным, обстоятельным, разработанным до мелочей. И если он меня, друг мой, устроит, то, так и быть, я дам тебе противоядие. Ну а если нет, – Алалу вдруг выругался, затрясся от бешенства и, уже не владея собой, хотел было ударить Ана в лицо крепким, похожим на кувалду мосластым кулаком, – сдохнешь, сука, загнешься, окочуришься.
Однако Ан уже пришел в себя и инстинктивно уклонился, так что Алалу снова подал голос, еще свирепее и еще активнее:
– Ну, сука, ну, бля!
Не мудрено, было с чего. Кулак его со всего маха попал в бронированную макушку шлема, тут не захочешь, а закричишь.
– Ушатаю! Раздербаню! На ноль помножу! – прижал Алалу к брюху подраненную руку, ужасно зарычал и превратился в старого недоброго Алалу, беспредельщика с Нибиру. Со всеми соответствующими мерзкими аксессуарами – руганью, пальцовками, угрозами и понтами. Казалось, еще чуть-чуть, и он схватится за бластер, дабы разнести на протоплазму, на молекулы, на атомы этого лидера гнойного, ложкомойника Ана.
Однако ничего, обошлось. Вернее, обошлось малой кровью. Той самой, свежевыпущенной, окрасившей кулак Алалу.
– Ладно, – неожиданно прервался он, смачно пососал конечность, и жуткая, напоминающая оскал ухмылка скривила его губы. – Сочтемся. Какие наши годы. Увидимся. Через четыре часа.
Все еще продолжая скалиться, он вытащил командный пульт, не глядя надавил на ввод, и сейчас же страшная, неотвратимая тяжесть горою навалилась на Ана: кокон силового концентрированного поля сжал его со всех сторон, сбил, словно дубиной, дыхание, сдернул, как пушинку, с табурета. Сил хватило только на то, чтобы закрыть бронезабрало, а мимо уже мелькали потолки, стены, проходы, переборки. Вроде бы небольшой с виду супербот внутри являл собой лабиринт Минотавра. Наконец нелегкая занесла Ана в шлюз, с минуту продержала в полумраке и, дав понаслаждаться урчанием насосов, швырнула на просторы метагалактики. Снова прошелся по глазам свет мириадов звезд, знакомо заголубела Земля, привычно, жаркой сковородой, напомнило о себе Солнце, посудина Алалу в его лучах казалась исполинским фаллосом, очень символично направляющимся в сторону вульвообразно-треугольного линкора.
«Вот, вот, шел бы ты в пизду», – пожелал ему удачи Ан, сориентировался в пространстве и тоже включил скорость, максимальную – времени, если Алалу не врал, оставалось немного. А ведь наверняка не врал, не брал на понт, не заколачивал баки, не вешал лапшу… Все точно рассчитал, гад, устроил веселую жизнь… Падла…
Призрачно мерцали звезды, старалась реактивная струя, плыл в космическом пространстве Ан, а внутри него, где-то в подсознании, работали, постукивали, отсчитывали время часы. Тик-так, тик-так, тик-так. Еще секунда, еще, еще. Сколько там их еще осталось-то в запасе? В активе? До самого конца? Да, да, до конца. Он, Посвященный в Мудрость и Воин по крови, не будет брать подачки из рук своего врага. Лучше уйдет… Правда, уйдет не впустую, не напрасно, не тихо, не зря. Уходя, громко хлопнет дверью. Помня хорошо слова своего отца: «Все мы, сынок, когда-нибудь сдохнем. Весь вопрос только как…»
