— 29 —
Вчера в одной конторе видела женщину. Вот, без купюр — толстая женщина. Высокая, толстая женщина лет тридцати… За сто десять килограммов есть там, думаю я.
Мамочка моя. Какая ж красивая баба! Она еще яркая, рыжая, глаза зеленые, наряжена в зеленое что-то такое жутко дорогое — я даже рассмотреть не могла, во что, настолько она сама, зараза, была восхитительна.
Кожа гладкая, румянец здоровый.
А главное — пластика. Какая, блин, пластика! Да я обзавидовалась просто, хотя сама не жалуюсь.
И я понимаю, что это — эндокринка, и что ей тяжело, и что это негодный вес, потому что мешает.
Но она бы в мелком весе не была бы настолько невыносимо хороша. Просто миленькая была бы девочка. Одна из многих…
Вот что ни говорите, а есть люди, которым вес добавляет сто тыщ баллов харизмы.
Пойду съем булочку.
— 30 —
«Я тебя такую искал всю жизнь», — написал мне вчера в вацап мужчина лет тридцати. Красивый, богатый, умный.
Я приосанилась. Ну, я лежала в кровати с бутером, в шарики играла в тот момент, но как-то, знаете… После такого, даже лежа и с бутером, хочется приосаниться. Даже собралась бросить бутер и бежать делать сто приседаний. Мало ли. Вдруг пригодится.
«Не в смысле секса. Не подумай! А в смысле, ты такая клевая, что можно про все говорить. Нормальная».
Ну. Разосанилась обратно.
Зы. Ну там он потом еще сделал приписочку, что, мол… «ровесников не ищет». Но уже было поздно. Но вы мужу не говорите, если чо.
— 31 —
Длинная извилистая логическая цепочка…
Хочу рассказать.
Сидим, кароч, с ребенком в баре Кайя Палаццо. Я — брют, он — пиво. До этого случилось очень много работы (работали оба, кстати, и он — молодец).
Подходит к нам турецкий аниматор. Жилистый такой юркий пацанчик лет двадцати трех. Гопота анаталийская.
— Смотрю на вас третий день. Вы же русская-мама, турецкий-сын, да?
— Да! — кивает ребенок и подливает русской маме брютоса в бокал.
— Вот. Вижу. У вас все клево. Как? Как? Я просто хочу жениться тут на украинской своей подруге, люблю ее очень, но знаете… Как-то все сложно… И с родителями нашими, и вообще.
— Знаем! — говорим мы с деткой хором и отхлебываем каждый свое.
— Я беспокоюсь, что дети наши общие будут, — делает паузу, ищет слова. — Ну, ни туда ни сюда. Им же будет сложно адаптироваться. А если не выйдет, а развод, а дети? Как? Я ее везу с родителями знакомиться. Я серьезно… Но мне страшно.
Вообще, видно, что пацан переживает, что хочет, чтобы все у них с его украинской пассией получилось, хочет семьи, чистоты, дома, деток…
— Да как сказать! — Ногу на ногу, поправляет красивым жестом воротничок полочки, делает сложное лицо. Дитя наше хитрожопое… — Ну, непросто. Но зато все дети от смешанных браков — гении.
Я мычу. Гопник наш замирает. Думает о своем.
— Вот, — продолжает дитятко, — заехали тут с маменькой немножко в гольф поиграть. А завтра у меня экзамены… В универе. Анне (мама), ты как вообще? Со мной метнешься или потом подъедешь?
— Ах, бебеим (детка). Разберемся. Или я, или папенька будем с тобой. Я ему наберу вечером. Решим.
И сидим дальше такие умные, свободные, довольные.
И только мы с ним вдвоем знаем, чего стоит это его «заехали тут с маменькой немножко в гольф». И оба знаем, что бессовестно врем этому уже почти счастливому пацану. Оба знаем, что будет жопа, жопа, жопа))).
Но вдруг ему и его девушке повезет.
Он уходит радостный. Услышал, что хотел. Уже видит себя через двадцать лет в баре гольф-отеля. Со взрослым сыном или дочкой.
— Напиздели, да? Эххх… Совести нет у нас.
— Бггг. Ну да. Но он же сам хотел. Пошли на море, анне джим. Помочишь пятки свои старенькие.
— 32 —
Выходила на днях со старым добрым приятелем на ужин в общепит.
Пятнадцать лет знаем друг друга, чего только между нами не было (нет, секса не было — нам и так нормально), и все равно каждый раз у нас в общепите на момент расплаты возникает чертова неловкость «кто как за кого платит».
Просто нет и не было фиксированных договоренностей по сабжу. Плюс элемент гендерного интереса все равно имеется, пусть и игровой. Но мы, в первую очередь, друзья и партнеры, а не мальчик-девочка…
Он настаивает: «Прекращай. Давай сюда счет».
Я говорю: «Слушай, ну я ж тебя выдернула, давай я заплачу».
Он говорит: «Знаешь, я как-то не обеднею».
Я говорю: «Знаешь, я вообще-то тоже».
Он говорит: «Купишь себе мячиков на эти деньги».
Я говорю: «Купишь себе лишнюю бутылку хорошего сидра».
Он говорит: «Так. Хватит. Мне неловко».
Я говорю: «А мне ловко?»
* * *
Ситуация «каждый платит за себя», кстати, еще более неуютна. Потому что переводит наш дружеский ужин и трындеж в какой-то дурацкий бизнес-ланч.
* * *
В общем, вся эта байда с выяснениями «кто кого сегодня ужинает» немножко портит впечатление от мероприятия))).
* * *
Кто бы что ни говорил, а четкого регламента до сих пор не прописали. И понятно, что кто пригласил, тот и платит. Но это умозрительно понятно, а по факту ты ставишь хорошего (пусть и патриархатного) мужика в неуютное положение.
Зы. Мужчина на этот раз заплатил. Договорились, что с меня следующий ужин. Посмотрим.
— 33 —
Когда женщина поясняет другой женщине, что женская миссия, и сущность, и «природное назначение» — быть мужской музой, вдохновителем, «энергией», «помощницей», «феей», «шеей», прочим вспомогательным инструментом… я теряюсь.
Ну ок. Я тогда мужик — и все тут.
Ну раз я — не шея, не муза и не источник энергии. Раз мне нравится делать, решать, побеждать, достигать…
Значит, я — мужик.
Ладно.
Мужик так мужик.
Мне пофиг. Мне некогда этим заморачиваться.
У меня мои мужские заботы и проблемы.
И у Питона — они же.
Нам с ним жена нужна. Я давно об этом говорю.
Аааа! Господь шельму метит! Только что кто-то тут раскладывал кохонес, что он такой мужик и вообще крутышко.
И тут же господь заслал в дом жирную черную, размером с беременного шмеля муху.
