Вольта, напрягшись, глубоко и беззвучно вздохнул. Он знал, что нужно от него Годдарду, и не торопился. Теперь он жалел, что стал частью присходящего.
– Может быть, вы покажете, как танцуете, Ваше превосходительство? – сказал Годдард. – Выходите на танцпол, пусть мои гости посмеются над вами, как с вашей подачи смеялись надо мной жнецы на конклаве. Вы думаете, я об этом забыл?
Рука Годдарда по-прежнему тянулась к Вольте, нетерпеливо шевеля пальцами. Выбора не было, нужно было дать ему то, что он просил. Молодой жнец сунул руку в один из многочисленных потайных карманов своей мантии, достал небольшой кинжал и вложил его рукоятью в ладонь Годдарда.
Годдард обхватил рукоять и мягко, незаметно поднес острие кинжала к шее Эсме – на расстояние меньше дюйма.
Девочка ничего не замечала. Она даже не знала, что приблизилось к ее шее. Но Ксенократ и видел, и знал. Он застыл с широко открытыми глазами и полуотвисшей челюстью.
– Я знаю! – весело произнес Годдард. – Почему бы вам не поплавать?
– Прошу вас! – сказал Ксенократ. – В этом нет никакой необходимости.
– Но я настаиваю!
– Мне не кажется, что он хочет плавать, – сказала Эсме.
– Но ведь все плавают на моих вечеринках!
– Не делайте этого! – почти взмолился Высокое Лезвие.
Годдард ответил тем, что максимально приблизил лезвие к шее девочки, которая по-прежнему ничего не подозревала. Вольта покрылся потом. Никто еще не занимался «жатвой» у Годдарда на вечеринках, но ведь можно и начать! Вольта понимал: перед ним разворачивается битва воль, и единственное, что мешало ему вмешаться и вырвать кинжал из рук Годдарда, было понимание того, кто моргнет первым.
– Черт побери вас, Годдард! – воскликнул Ксенократ, встал и бросился в бассейн – как был, не снимая золоченой мантии.
Роуэн не слышал ничего из того, что происходило между Годдардом и Ксенократом, но видел, как Высокое Лезвие бросился в воду в глубоком конце бассейна, произведя чудовищный сноп брызг, привлекший всеобщее внимание.
Нырнул, но не вынырнул.
– Пошел камнем на дно! – крикнул кто-то. – Золото потянуло.
Особой любви к Ксенократу Роуэн не питал, но и видеть, как тонет человек, ему не хотелось. Похоже, он не упал, а именно прыгнул. И если он утонет из-за своей тяжеленной мантии, это будет воспринято как самоуничтожение, а потому никто Ксенократа оживлять не станет. Роуэн нырнул в бассейн, а следом за ним нырнул и Тигр. Они добрались до дна, где Высокое Лезвие испускал последние пузырьки воздуха. Роуэн через голову стащил с Ксенократа его неудобную многослойную мантию, и они вдвоем с Тигром вытащили его на поверхность, где спасенный стал с шумом втягивать в себя воздух, кашляя и отплевываясь. Толпа, стоящая вокруг бассейна, принялась аплодировать.
Роуэн совсем не думал, что перед ним Высокое Лезвие. Это был просто толстяк в мокром золоченом нижнем белье.
– Наверное, я просто потерял равновесие, – сказал Ксенократ, желая казаться веселым и придать происшедшему вид забавной случайности. Многие, наверное, поверили этому, но Роуэн ведь своими глазами видел, как Ксенократ бросился в воду. Не больно-то похоже на случайное падение! Но какого черта ему было это делать?
– Стойте! – воскликнул Ксенократ. – Мое кольцо!
– Я достану его! – сказал Тигр, ставший на этот момент самым знаменитым из профессиональных гостей, и нырнул за кольцом.
Появился Хомский, и они вместе с Вольтой подняли Высокое Лезвие на край бассейна. Сцену, более унизительную для этого человека, трудно было представить. Он был похож на распухшую от рыбы мотню рыболовецкой сети, вытащенную на палубу траулера.
Годдард, изображая крайнюю степень озабоченности, обернул плечи Ксенократа большим полотенцем.
– О, какая жалость, какая жалость! – сказал он. – Мне и в голову не приходило, что вы можете утонуть. Для всех нас это было бы невосполнимой утратой!
И вдруг Роуэн понял, что Ксенократ мог прыгнуть в бассейн лишь по одной-единственной причине: Годдард приказал!
Это означало, что у Годдарда над Высоким Лезвием было гораздо больше власти, чем можно было предположить. Но почему?
– Могу я уйти? – спросила Эсме.
– Конечно, милая, – ответил Годдард, поцеловав ее в лоб.
И Эсме ушла искать друзей среди отпрысков собравшихся звезд.
Вынырнул с кольцом Тигр. Ксенократ схватил кольцо, даже не поблагодарив Тигра, и надел на палец.
– Я пытался было поднять мантию, но она слишком тяжелая, – сказал Тигр.
– Мы пошлем на поиски сокровищ кого-нибудь с аквалангом, – сказал Годдард. – Хотя они могут присвоить мантию себе на правах нашедшего сокровище.
– Вы закончили? – спросил Ксенократ. – Потому что я хочу уйти.
– Конечно, Ваше превосходительство.
И Высокое Лезвие Мидмерики покинул площадку возле бассейна, отправившись восвояси, истекая водой, жалкий и опозоренный.
– Черт! Мне нужно было поцеловать кольцо, – сокрушался Тигр. – Иммунитет был у меня в руках, а я его проворонил.
Как только Ксенократ удалился, Годдард обратился к толпе:
– Любой, подгрузивший картинки с Высоким Лезвием Ксенократом в нижнем белье, будет немедленно уничтожен!
И все засмеялись. Но быстро прекратили, поняв, что Годдард не шутит.
Вечеринка шла к концу. Годдард прощался с самыми важными из своих гостей. Роуэн наблюдал, стараясь ничего не упустить.
Его отвлек Тигр.
– Увидимся на следующей вечеринке, верно? – сказал он. – Может быть, в другой раз я запишусь пораньше, не на последний день.
То, что Тигр был так примитивен, раздражало Роуэна. Как это он раньше не замечал, как тот неглубок? Может быть, это потому, что Роуэн тогда не слишком от него отличался. Да, он не был таким же искателем приключений, как Тигр, но ведь и он тогда скользил по поверхности жизни. И кто мог знать, что лед так предательски тонок? И теперь он очутился в таком глубоком месте, что Тигр вряд ли когда-нибудь это поймет.
– Конечно, Тигр, – сказал он. – До следующего раза.
И Тигр удалился в компании таких же, как он, профессиональных завсегдатаев вечеринок и званых обедов, с которыми у него теперь было гораздо больше общего, чем с Роуэном. А Роуэн задумался: остался ли хоть кто-то из его прежней жизни, с кем он мог бы общаться как с равным?
Роуэн стоял у выхода, когда мимо него прошел Годдард.
– Если ты изображаешь неоклассическую скульптуру, тебе следует стоять обнаженным, – сказал жнец. – Хотя тут и без тебя довольно статуй.
– Простите, Ваша честь, я просто думал.
– Слишком много думать не всегда полезно, – усмехнулся Годдард.
