Очень скоро ученики поняли, что жнец Фарадей весьма творчески подходит к делу, никогда не повторяясь в методах своей работы.
– Разве среди жнецов не бывает ритуалистов, – спросила Ситра, – которые из раза в раз повторяют одни и те же действия?
– Да, – ответил Фарадей, – но каждый из нас должен искать свои методы. Свой кодекс поведения. Я предпочитаю в каждом человеке видеть уникальную личность, заслуживающую уникального, индивидуально подобранного отношения.
Жнец изложил пред учениками семь основных методов «жатвы».
– Самые обычные – это лезвие, пуля и грубая сила. Следующие три – удушение, яд и внешняя, вызывающая катастрофу, энергия, то есть – электричество и огонь; хотя огонь я не люблю и никогда его не использую. И наконец, это голая сила без применения оружия – вот почему мы и обучаем вас искусству «Бокатор».
Чтобы быть жнецом, объяснял Фарадей, нужно в равной мере хорошо владеть всеми методами. И Ситра понимала, что «в равной мере хорошо владеть» означало то, что ей придется участвовать в самых разных видах «жатвы». Неужели он заставит ее нажимать на курок? Или бросать нож? Взмахивать дубинкой? Ситре вдруг отчаянно захотелось поверить в то, что она неспособна к работе жнеца, что она создана из совершенно иного материала. И впервые в жизни она пожелала себе неудачи.
Роуэном же в этой связи владели смешанные чувства. В присутствии Фарадея, вдохновляемый его моральными принципами и этическими нормами, Роуэн чувствовал, что готов во всем следовать за учителем. В отсутствие же жнеца, оставленный наедине с собственными мыслями, юноша сомневался во всем. До сих пор в его памяти горел взгляд той женщины, которая с ужасом, но и с готовностью открыла рот, чтобы принять яд из рук жнеца. Взгляд, которым она глянула на него, перед тем как прикусить смертоносную таблетку. Я соучастник самого древнего преступления, когда-либо совершавшегося в этом мире, говорил Роуэн себе в минуты одиночества. И дальше будет только хуже.
Хотя к журналам жнецов мог получить доступ кто угодно, ученики наслаждались пока привилегией неизвестности. Жнец Фарадей выдал Роуэну и Ситре пергаментные тетради с грубыми обрезами, переплетенные бледной кожей. Роуэну его тетрадь казалась каким-то средневековым ископаемым. Он бы не удивился, если бы Фарадей дал им в придачу гусиные перья – для письма. Но, по счастью, им было разрешено пользоваться обычными письменными принадлежностями.
– На журнал обычно идет пергамент, изготавливаемый из кожи ягненка, – объяснил Фарадей. – А на обложку – кожа козленка.
– Хорошо, что не ребенка, – усмехнулся Роуэн.
Жнец засмеялся, что расстроило Ситру, – Роуэн опять ее обошел. Тот знал – хотя Ситра и не стремилась во что бы то ни стало сделаться жнецом, из чувства соперничества она не могла допустить, чтобы Роуэн хоть в чем-то ее превосходил. Так уж она была устроена. Состязательность была у нее в крови, и всем приходилось с этим мириться.
Роуэн предпочитал не тратить силы по пустякам. Он мог соревноваться, когда это было действительно необходимо, но тешить свое самолюбие мелкими победами было не в его характере. Давало ли это ему преимущество над Ситрой? И нужно ли было ему такое преимущество?
Работа жнеца не казалась ему главным делом жизни. Правда, он еще не стоял перед проблемой выбора и не знал, как распорядится своим бесконечным будущим. Но сейчас, став учеником и воспитанником Фарадея, Роуэн начал ощущать в себе присутствие тех качеств, которые формируют настоящего жнеца. Если Фарадей, выбирая его, счел его морально достойным этой работы, значит, так оно и есть.
Что же касается журнала, то Роуэн ненавидел его. Живя в своей большой семье, где никто особенно не прислушивался к его словам, он привык держать свои мысли при себе.
– Никак не пойму, стоит ли нам упираться или нет, – сказала как-то Ситра, когда они после обеда работали над своими журналами. – Ведь никто, кроме тебя, никогда не заглянет в твой журнал.
– Тогда зачем его писать? – спросил Роуэн.
Ситра вздохнула с таким видом, словно разговаривала с ребенком:
– Это подготовка. Потом ты станешь вести официальный журнал жнеца. Того из нас, кто получит кольцо, закон обяжет делать там ежедневные записи.
– Я уверен, никто не станет их читать, – сказал Роуэн.
– Но люди будут иметь такую возможность. Архив сообщества жнецов – открытый свод документов.
– Ну да, открытый, – усмехнулся Роуэн. – Как «Гипероблако». Люди могут читать все, но никто ничего не читает. Всех интересуют только игры да голограммы котиков.
Ситра пожала плечами:
– Тем более нет нужды волноваться. Если твой журнал потеряется среди миллиардов страниц, можешь вписать туда то, что купил в магазине или съел за завтраком. Никто и внимания не обратит, всем все равно.
Но Роуэн был из тех, кому не все равно. Если ему предстояло писать журнал – если он станет исполнять эту обязанность вместе с прочими обязанностями жнеца, – то отнесется к этому со всей серьезностью. Будет писать. Или ничего не будет писать. Пока он склонялся к последнему варианту.
Он смотрел, как Ситра выводит строку за строкой, полностью поглощенная своим журналом. Со своего места он не мог разобрать то, что выходило из-под ее пера, но и отсюда видно было, насколько хорош ее почерк. Похоже, в школе она брала уроки каллиграфии. Так делали те, кто хотел подчеркнуть свое превосходство. Это все равно как заняться латинским языком. Роуэн подумал, что ему неплохо было бы научиться писать курсивом – уж если он действительно собирается стать жнецом, – но пока обходился корявыми неряшливыми печатными буквами.
А интересно, если бы они с Ситрой ходили в одну школу, поладили бы? Наверное, они бы даже не были знакомы. Ситра относилась к тем, кто с охотой идет на контакт, участвует в разных мероприятиях; Роуэн же предпочитал по возможности избегать и первого, и второго. Их орбиты так же далеко отстояли друг от друга, как орбиты Юпитера и Марса в ночном небе. Теперь, однако, они вынуждены сосуществовать. Друзьями они до сих пор не были – у них не было шанса подружиться до того, как стать учениками жнеца. Они – партнеры, они – соперники, и Роуэну было все труднее определить, какие чувства он питает к Ситре. Единственное, что он знал наверняка, так это то, что ему нравится смотреть, как она пишет.
В отношении семейных связей жнец Фарадей был строг.
– Иметь контакты с семьей в период ученичества не рекомендуется, – говорил он.
Ситре это было тяжело. Она скучала по родителям, но еще больше – по брату, Бену. Это ее удивляло, потому что дома она едва его выносила.
Роуэн же не сильно переживал разлуку с родственниками.
– Они наверняка предпочитают мне свой иммунитет, – сказал он Ситре.
– Я должна тебя пожалеть? – спросила она.
– Скорее позавидовать. С глаз долой, из сердца вон – так легче.
Хотя один раз жнец Фарадей сделал для Ситры исключение, позволив ей через месяц после начала ученичества сходить на свадьбу тетки.
