Когда я увидел, что написал Рекс, я вначале подумал – он хочет, чтобы я доставил его тело сюда. Этого он, конечно, хотел, как всякий дух бы хотел на его месте. Как я в том числе. Но что-то заставило меня задуматься, я сидел там и сидел час за часом, размышлял. Рекс должен был понимать, что мы так и так постараемся сюда его привезти. Написать это слово на камнях в такой момент – нет, тут что-то другое. Зачем ему перед смертью вдруг понадобилось, чтобы мы прочли это слово? Что он узнал? От кого?
– От Кат, – сказала Кэй. – Она была последней из духов, кого он видел.
– Вот именно. Кат, вероятно, сообщила ему что-то. А потом вонзила в него нож.
Флип уже двинулся дальше, медленно, и Кэй пошла рядом. Она держала фонарь, как могла, высоко, а Флип все время изучал пол подземного коридора. Минуту за минутой шли они, неся сквозь мрак свой маленький светильник. Кэй каждый шаг, каждый участок стены и грубого, усыпанного мелкими камнями пола казался точно таким же, как предыдущий. Слева и справа через равные промежутки показывались заложенные камнями ниши; у каждой Флип останавливался, ощупывал пальцами скрепляющий раствор, качал головой и молча двигался дальше.
– Без толку, – сказал он наконец и остановился. – Я уже раз десять прошел этот туннель, и нигде ничего.
Он посмотрел на нее, и Кэй не стала отводить взгляда. По его глазам, по сгущенной глубине зрачков она поняла, как он напряжен, как сосредоточен; синяки под запавшими глазами говорили о бессонных ночах, об одиноком пути из Пилоса в Рим, об отчаянности поисков.
Чего?
– Флип, – проговорила Кэй медленно. – Что вы ищете?
Он выставил вперед ладонь, плоскую как лист, тыльной стороной вверх. На пальце между костяшек, оседлав его, покоилась шестиконечная звездочка джекс. Ее металлические лучи поблескивали в желтом свете фонаря.
Кэй издала звук. Он шел из ее горла. Он был у нее во рту. Звук, произведенный языком и сформированный губами. Но это не был человеческий звук. Все ее тело сотряслось, как при рвоте. Через несколько секунд она судорожно глотнула воздух и заговорила так быстро, что не успевала понимать свои собственные слова.
– Это звездочка Элл. Она дала ее Рексу. Там, в Питте. В здании – где папина работа. Тогда, вечером. В сочельник…
– Рекс, похоже, держал эту звездочку в руке, когда умирал, – сказал Флип. Его голос звучал мягко, рука была неподвижна. – Кэй, я думал, ты здесь потому, что ищешь Элл, как я. Но, кажется, я ошибался. Зачем ты спустилась в катакомбы, Кэй?
– Ойдос меня тут заперла.
Единым движением Флип подкинул звездочку в воздух за головой у Кэй, сжал ее плечо правой рукой, поймал звездочку левой, опустился перед Кэй на колени и заключил ее в объятия, надежнее и вернее которых Кэй даже вспомнить ничего не могла.
– Бедное дитя. Прости меня, – сказал он. – Мне очень-очень совестно. Я понятия не имел. Я и подумать не мог… даже в голову не приходило.
С внезапной решимостью он отстранил Кэй от себя. Его глаза под светом фонаря сами были фонарями.
– Это очень важно, – промолвил он. – Что Ойдос сказала, когда привела тебя сюда? Сказала она тебе что-нибудь?
Кэй постаралась вспомнить ту лестницу, тот спуск – как взволнована она была, как ей не терпелось узнать, кто она и для чего предназначена.
Ничего она не сказала.
– Сказала, чтобы я шла первая, потому что ее ноги уже не такие крепкие.
– Кэй, подумай. Может быть, еще что-нибудь?
Ничего не сказала – только…
– Сказала, у нее есть место, куда она, совсем изредка, приносит то, что хочет забыть. А потом сказала, что ей нужно забыть меня. И захлопнула дверь.
От самих этих слов у Кэй опять навернулись слезы.
Темнота. Ужас.
Флип не обратил на ее слезы внимания.
– Какой же я дурак. Искал ее здесь, совершенно не в том месте. Я все время думал, что это Рацио, что это Гадд, что они хотят разъять Элл. Пошли, Кэй, – бегом!
Низко согнувшись, идя таким быстрым и размашистым шагом, каким только можно было в этих тесных проходах, Флип повел ее обратно тем же путем. Кэй, как могла, спешила за ним, фонарь в его руке мигал и бешено раскачивался, их торопливые фигуры отбрасывали на грубые стены удлиненные, искаженные тени. У груды камней, за которой был беломраморный туннель, Флип задержался перевести дух, поставил фонарь на пол и прислонился к стене.
– Это Ойдос, это все она. Не осуждай ее, Кэй, – не осуждай за это. Между ними были такие крепкие узы. Она не в силах повернуться лицом к будущему, в котором нет Рекса. Она не может заставить себя заглянуть под это покрывало, как я заглядывал. Как Рекс нередко заглядывал.
У Кэй чуть не разрывались бока от бега, но голова была ясная, и она прекрасно поняла, о каком покрывале говорит Флип. Фигура в углу под белой тканью. Будущее, которого Ойдос не хочет видеть.
– Почему не может? Что там, под покрывалом?
– Так ты тоже не посмотрела? Там третья форма Первоярости. Элоиза Д’Ос-Тойна, Фея Джекс. – Флип поднял фонарь и полез через брешь. – Смотри под ноги.
Он не стал ее дожидаться. Двинулся по мраморному коридору широкими поспешными шагами, держа фонарь в вытянутой руке. Он вглядывался в каждый дюйм пола, а когда добрался до последней замурованной ниши в самом конце, у белокаменного алтаря, – тут-то он и присвистнул. Подойдя, Кэй увидела, что он ведет пальцем по резному белому камню над сводом ниши.
– Она добавила это. Ойдос. Посмотри.
Около его пальцев Кэй увидела три звездочки, кое-как выбитые на камне нетвердой рукой.
– Она оставила тебе фонарь?
Кэй кивнула.
– Она хотела, чтобы ты нашла сестру. Я не думаю, Кэй, что это Кат убила Рекса в тот день в Пилосе. Что бы это ни значило. Я думаю, Кат сказала ему, что Элоиза тут, в Доме Двух Ладов, а потом, я думаю, Рекс принес себя в жертву.
– Но зачем?
– Затем, что твоя сестра должна сыграть роль в том, что близится, и он это знал. Настало время для ее истории.
Теперь Флип ощупывал пальцами незастывший раствор между камнями кладки, ища место, где щель пошире.
– У меня слишком толстые пальцы, – сказал он. – Придется тебе.
Быстро, как только могла, Кэй принялась засовывать пальцы в узкие щели между камнями, смещать, вытаскивать, выковыривать сгустки сырого раствора. Они шлепались на пол, пока она работала пальцами, проходя кладку ряд за рядом. Понемногу камни сдвигались и опускались. Сверху открылся небольшой промежуток. Недолго думая Флип начал высвобождать верхний камень – тянул его, выворачивал, втискивая в зазор концы пальцев. Его лицо было таким же твердым и плоским, как этот камень. Кэй стояла чуть поодаль, нетерпеливая, на грани отчаяния.
Мало-помалу, шатая камень, Флип выдвинул его на пару дюймов – а затем вытащил рывком. Камень свалился между его ног.
