– Это еще не все. – Она осеклась и замолчала.
– Заканчивай, раз уж начала, легче будет.
– Здесь можно многое узнать. Вот я и узнала. Оказывается, он специально искал девственниц. Клуб такой, «Хет-трик» называется. Докажешь, что троих… «вскрыл», они так говорят, – и можно вступить в клуб. Потом еще и еще. У них там целая система рангов. Вот так.
Пламя ревет, бьется внутри. Я боюсь что-то сказать – кажется, что ударит фонтан огня.
Молчание нарушила Полина:
– Спасибо вам. Правда, легче стало.
– Полина, а можешь узнать что-то для меня?
Она покачала головой.
– Нет. Только то, что очень важно для тебя самого было… ну, там. Еще до того, как… сюда попасть. Я бы очень хотела, но не могу.
– Жаль.
– Я правда очень хотела бы! Но нельзя.
– Отцу помоги. Сделай, как я сказала.
– Хорошо.
– Как отсюда выбраться?
– Так же как пришли. По дороге, потом по мосту.
– Ты так же ходишь?
– Нет! – коротко ответила она, и я поняла, что лезу не в свое дело. – До свиданья!
Все правильно, здесь ее территория, это она отпускает меня, а не наоборот… Полина казалась такой хрупкой и маленькой на фоне громадного валуна и уходящих к горизонту полей, такой одинокой под низким серым небом, что я потянулась погладить ее по щеке.
– Нет! – она резко отпрянула. – Нельзя! Вы же хотите вернуться! Идите молча и не оборачивайтесь.
Я повиновалась.
На дороге возникло яркое пятно. В царящей вокруг серой мгле оно горело золотом. Я пригляделась и увидела, что это силуэт женщины – маленькой хрупкой женщины в кимоно. Она стояла шагах в ста впереди, и я пошла к ней, ускоряя и ускоряя шаг. Уже можно было различить золотую парчу пояса-оби и рисунок кимоно – крупные белые и розовые хризантемы по темно-алому полю. Я бросилась бежать, задыхаясь от нетерпения. Это она, конечно, это она…
Она шла вперед легкой семенящей походкой, и расстояние между нами не сокращалось. Что я хотела ей сказать? Зачем она оказалась здесь, на границе двух миров? Никто не ответил бы на эти вопросы, но я бежала так, словно от этого зависела моя жизнь.
– Оглянись, Хино-сан, оглянись же…
Она чуть повернула голову, прикрывая лицо веером, – и оборачивалась еще несколько раз, но ее лица я так и не увидела. А на опушке леса она исчезла, растаяла в серых сумерках. С трудом переводя дыхание, я побрела по тропе и увидела впереди мелькающее рыжее пятно. Лиса проводила меня до начала ведущей к мосту тропы, но близко к себе так и не подпустила.
Я проснулась в мокрой от пота постели и долго не могла понять, наяву или во сне все это произошло. За окном стояла ночь, на экране мобильника высвечивались цифры «23:30». Голова гудела, хотелось посидеть в ванне, расслабиться в теплой воде. Я вышла из спальни, стараясь не шуметь, и обнаружила на кухне Дашку.
– Ты что не спишь?
– Не спится что-то… Мам, а почему папа давно не пишет?
Настроение сразу испортилось.
– Наверное, уехал с бригадой в какую-нибудь деревню в джунглях. Туда, где ни компьютера, ни электричества. Зато обезьян, змей и москитов навалом. Тебе в ванную не нужно? А то я собралась поваляться часок.
Дашка молча покачала головой, и я отправилась смывать впечатления от сна. Недаром говорится, что после контакта с призраками нужно совершить омовение…
И тут в кухне заверещал мой мобильник.
– Даш, принеси телефон!
К моменту, когда в дверь ванной просунулась Дашкина рука с мобильником, я успела набросить халат и порадоваться, что волосы остались сухими.
– Слушаю!
– Ольга Андреевна, в реанимацию. Машина уже вышла, – сказал далекий голос диспетчера.
Чтоб вам всем! И все это за копейки «экстренных», которые я не получала с прошлого года!
– Хорошо.
Кто сегодня на дежурстве? Я наугад набрала Романа.
– Это ты меня вызывал?
– Я. Тут по твоей части.
– Плохой?
– Терминальный. Давай живо.
Я как раз успела одеться, и телефон зазвонил вновь.
– Ольга Андреевна, машина у подъезда, – сказал смутно знакомый голос фельдшера.
– Сейчас спущусь.
По дороге к выходу я свернула на кухню. Нахохленная Дашка сидела за столом с книгой и здоровой гроздью винограда, но не ела и не читала. Она о чем-то напряженно думала, глядя в пространство, и на мой оклик отозвалась не сразу.
– У меня экстренные, когда вернусь, не знаю. Если что – Катьку отведешь в садик и Макса выгуляешь.
Дочь молча кивнула, но, похоже, услышала мои слова лишь краем уха. Где она витает? О чем думает? Или о ком? Влюбилась, что ли? И вообще, когда я с ней разговаривала иначе, как давая поручения?
Все это я додумывала уже на лестнице. Усталость и готовность блаженно уснуть привычно заменялись обостренностью всех чувств и готовностью к чему угодно. «Надо сначала ввязаться в бой, а там видно будет» – да, это так. Но сколько же может покой только сниться…
Дверца «скорой» захлопнулась, обрубив поток несвязных мыслей.
Роман заполнял историю болезни. Он молча кивнул и оторвался от своего занятия только затем, чтобы сказать медсестре: «Люба, проводи доктора!»
Когда, застегивая на ходу «дежурный» халат, я подошла к койке, то поняла, что Роман был совершенно прав. Терминальный. Капельница в подключичке. Серое лицо – но даже на нем выделяется иссиня-бледный носогубный треугольник. Тощие пальцы с нестрижеными ногтями перебирают край одеяла. Обирается, как говорят старые больничные санитарки. Это конец, дело нескольких часов. Да ему, наверное, и шестнадцати нет… Высох как кузнечик, старообразное лицо, глаза провалились. Бродяжка? Я приподняла одеяло. «Дорожки» шли чуть ли не по всем поверхностным венам. Роман правильно пошел на катетеризацию, здесь ловить нечего, вены склерозированы напрочь. Кололся ли он под язык? Впрочем, какая уже разница…
Роман возник у меня за спиной – тихо, как Азраил, чье присутствие здесь ощущалось все сильнее и сильнее.
– Ну?
– Дуги гну. Сам же видишь.
– На чем он сидел, как думаешь?
– Хер его знает, это уже лаборатория скажет. Кровь, мочу взяли?
– Обижаешь.
– Смывы из-под ногтей и с кончиков пальцев тоже взять.
– Хорошо, сейчас скажу девочкам.
– Истощен, похоже все-таки на стимуляторы.
– Какая уже разница. Это так… любопытство.
– Ага. Ты дописал?
– Да, иди пиши.
