А Сучитра позвонила хозяину моей квартиры: любовь ли это или что‑то не то? Неужто ей было известно более, чем я догадывался? И если так, что означало ее поведение? Впрочем, о мальчике она, конечно же, не знала. Вот так постыдные тайны превращают каждого из нас в параноика.
По мере того как возрастало мое личное счастье, усиливалось и остававшееся невысказанным самоосуждение, и все же, все же, вопреки и тому, и другому: здесь, в Саду, обитал мой сын. Как мог я повернуться к нему спиной, уйти – пусть даже в жизнь, полную любви? Часто, очень часто я оплакивал тот день, когда позволил себе – когда я решил! – войти в орбиту Золотого дома, проявив столь мало предусмотрительности: я‑то воображал, они станут моими персонажами, пропуском в мое кинематографическое будущее, я буду обладать всей властью над нарративом, и того не видел, что я сам, а не кто‑то из Голденов – персонаж, а этот сюжет развернется так, что в итоге я узнаю куда больше о самом себе, чем о ком‑то другом. Как многие молодые люди, я почти во всех аспектах оставался тайной для самого себя и для тех, кто меня любил, и прежде чем все завершилось, эти секреты должны были обнаружиться.
Следом за Хюбрис идет Немезида, Адрастейя, неизбежное. Хороший мужчина может оказаться плохим и плохая женщина хорошей. Изменять себе самому, о юноша! – вот худшее предательство. Даже самая мощная крепость падет после долгой осады. И небо, к которому мы поднимаем взоры, может обрушиться, и гора рассыплется в море. В конце концов твоя грубая магия, о Просперо! – сгложет тебя самого, если только, подобно Ариэлю, ты не освободишь ее. Если не сломаешь свой жезл волшебника.
Чудесное дитя в “Тянущих невод” у Эсхила оказалось супергероем Персеем. В “Следопытах” Софокла чудесное дитя оказалось богом Гермесом. А теперь вот Веспасиан, названный в честь императора, чудесное дитя Сада и моего сердца. Чтобы выжить – должен ли я был покинуть его? Должен ли был предоставить ему свободу?
Исправительное заведение “Клинтон Оукс” в Джефферсон-Хайтс, штат Миннесота – единственная на весь штат тюрьма максимально строгого режима, однако после побега двух заключенных следствие установило, что охранники регулярно пропускали обязательные обходы и вносили в тюремный журнал поддельные записи, якобы они все проверили, когда вовсе не проверяли. Впоследствии за такие упущения было наказано девятнадцать сотрудников. Тем не менее ключевую роль в побеге заключенных сыграла не эта небрежность надзирателей. Любовь – или, по крайней мере, секс и страсть – послужила ключом на волю. Убийцы Карл Захариассен и Питер Койт, сидевшие в соседних камерах и отбывавшие пожизненный срок без права на досрочное освобождение, работали в тюремном ателье и там подружились с сотрудницей тюрьмы, миссис Франсин Отис, замужней матерью двух сыновей. Дружба укрепилась – обойдемся таким эвфемизмом, – и миссис Отис, согласно ее показаниям, вступала в отношения с обоими мужчинами в кладовке, замыкавшей длинную и узкую основную территорию ателье. Затем Отис принесла мужчинам инструменты, какие им требовались, в том числе для резки металла, и они осуществили свой план. Они прорезали прямоугольные отверстия в дальней части камер, под койками, а под одеяло сунули скатанные из свитеров чучела, чтобы обмануть стражу во время обхода (впрочем, как потом выяснилось, в ту ночь обходы вовсе не совершались). Через дыру в камере удалось попасть на заброшенный переходной мостик, который давно перестали охранять. По нему заключенные спустились на пять этажей, к паровой трубе, которая была в ту пору пуста: погода стояла теплая. Беглецы прорезали дыру и в трубе тоже, проползли по ней сто с лишним метров до люка уже по другую сторону от тюремной ограды, и там, пустив в ход добытые Франсин Отис инструменты, взломали стальной замок и цепь на крышке люка и таким образом оказались на свободе.
Погоня длилась три недели, в ней участвовали свыше восьми сотен полицейских, вертолеты, собаки. Захариассен и Койт, как созналась потом Отис, первоначально договорились встретиться с ней в условленном месте на шоссе № 35, куда она пообещала доставить им одежду, деньги и оружие и, в прискорбном самообмане, ожидала, что они возьмут ее с собой и все трое смогут начать в Канаде новую жизнь, полную любви и секса, – но в итоге они предпочли не встречаться с ней, что для Отис было только к лучшему, поскольку они собирались забрать все, что она принесет, а ее прикончить. В следующие три недели беглецов несколько раз замечали там и сям, собаки учуяли их запах, следы ДНК были найдены в лесной хижине, и в конце концов их окружили в национальном лесу Кабетогама недалеко от канадской границы. Койта взяли живым, но Захариассен сопротивлялся и был убит, получил три пули в голову. Об этой охоте на людей подробно сообщали в общенациональных новостях.
Мы отвели глаза от Д Голдена, поскольку были уверены, что Рийя З. все время рядом с [ним], что ее‑то глаза подметят все, что нужно увидеть. Но эти три недели, с тех пор как ее отец сбежал из “Клинтон Оукс”, каждую минуту каждого дня и каждой ночи, пока его не пристрелили в лесу Кабетогама, Рийя непрерывно сходила с ума. И как раз в этот момент Д попросили уйти из клуба “Два моста”. Идеальный шторм: как раз когда Д более всего нуждался в Рийе, внимание ее было отвлечено.
– В новостях говорят, он пытается удрать в Канаду, но это чушь, – без всякой логики твердила она. – Он постарается добраться до меня.
Такой Рийю Д никогда не видел – испуганной, неуверенной, вокруг нее словно потрескивало статическое электричество. А [он] давно разуверился во всем, кроме нее. Она стала [его] неколебимой скалой. А теперь она осыпалась – и [он] этого выдержать не мог.
– С какой стати он поедет в Нью-Йорк? Так далеко, слишком большой риск, в городе его сразу же заметят и схватят.
– В городе как раз и прячутся, – возражала она. – В провинции, в маленьких городках, в полях и лесах тебя все видят, все знают, чем ты занят. В большом городе становишься невидимкой, потому что всем наплевать.
– Но сюда ему добираться через полстраны. Он не приедет.
– Он обещал добраться до меня. Он приедет.
Захариассен не приехал. Он спешил к границе через северные леса. Но вопреки всем сообщениям, что его видели вдали от Нью-Йорка, Рийя пребывала в убеждении, что отец приближается к ней, так что она вытащила кольт с перламутровой рукояткой, зарядила его и держала в своей сумочке, но даже после этого все подпрыгивала, точно кошка на раскаленной крыше. Коллеги в Музее идентичности отмечали бессонно вытаращенные глаза, тревожность, пугающую в обычно столь хорошо владевшем собой человеке, и все наперебой предлагали средства – наверное, ей пора в отпуск, наверное, ей не во благо нынешние отношения, наверное, ей нужна кава-кава, стопроцентно органическая, на травах, она поможет расслабиться.
По ночам Рийя почти не спала, сидела под окном спальни, ожидая в любую минуту появления отца-палача – вскарабкается на плоскую крышу соседнего дома – и пару раз она чуть не пристрелила кошку. Также не раз, а несколько раз она сделала то, чего никогда раньше не делала – проконсультировалась с драг-квин Мадам Джордж из салона “Таро – Хрустальный шар – Гороскоп – Поведаю ваше будущее” на первом этаже, и когда мадам Джордж заверила ее, что впереди счастливая долгая жизнь, Рийя возразила: нет, все не так, сдайте карты снова – и хотя гадалка добавила: приведите ко мне вашего парня, вот за него стоит беспокоиться, Рийя не сделала, как ей было сказано. Потому что думала, проблемы Д ей хорошо знакомы и не требуется помощь мужчины в женском наряде, чтобы понять его, и как раз сейчас настал такой момент, когда мир вертится не вокруг него, сейчас на первом плане она сама и ее отец, злобный ублюдок, подкрадывающийся к ней в ночи.
