Что из рассказанного было правдой? Я не могла это оценить или с кем-нибудь посоветоваться. Да, по-прежнему оставался шанс отправиться в другую сторону и попытать счастья там, но я всё-таки решила выжать из этой встречи максимум.
Если не получается в лоб, то попробуем обходной манёвр.
– Мне начинает казаться, что ты просто ничего не знаешь, – сказала я. – Пока я вообще не услышала ничего, что объясняет хоть чуточку происходящего. Тресго – это, конечно, очень мило, но я ведь всё равно не могу проверить, сказал ли ты правду. Мне нужно хоть какое-то подтверждение, что твои слова имеют вес.
– Вы – именно тот человек, который нам нужен. Теперь я ещё больше убедился. Вели себя именно так, как и следовало.
И раньше, чем пришло понимание, я вскочила и бросилась на отшельника.
Потому что узнала наконец-то интонации и голос. Потому что мне не обязательно смотреть на появившееся лицо Ивана Александровича, чтобы узнать его. И теперь мне стало понятно это его «чуть», которое удивляло меня в настоящем мире. Большая часть сил уходила на то, чтобы удержать на лице маску.
– Ты! Урод! Верни меня! – я кричала и бежала к нему, но всё время оставалась на месте.
А потом огонь вспыхнул и взвился вверх и вширь. Огненная стена выросла и опалила жаром, так что я упала на землю. Миг, и костёр вернулся к первоначальным размерам. И лицо отшельника снова жило своей жизнью, перетекая из одной физиономии в другую.
– Теперь ты мне веришь, – сказал он утверждающе.
– Теперь я тебя ненавижу.
– Не стоит драматизировать. Ты ведь должна понять, что я всего лишь функция. Тот, кто всегда знает, что предложить просящему и какую сделку заключить с выгодой для себя. Кое-кто очень хотел тебя сюда заполучить, а потому мы заключили сделку. Это, конечно, не обрадует тебя, но ведь есть и другой факт – ещё кое-кто хочет, чтобы ты сумела отсюда выбраться. Потому мы заключили вторую сделку. И она, в отличие от первой, ещё действует. Именно поэтому я сижу здесь и разговариваю с тобой.
– А что получил ты?
– Увы, условия сделки конфиденциальны. Как и имена тех, кто их заключал.
– Ладно, – я закрыла на секунду глаза и попросила мироздание дать мне силы и спокойствие. – Раз так, то говори, старец Фура, где скрывается первая подсказка.
– Юмор иногда тоже может быть неплохой опорой для оптимизма, – кивнул отшельник. – Тебе нужно пойти туда.
Он показал рукой вправо от себя. Я посмотрела в ту сторону и увидела кованую ограду. Готова поклясться, что её не было, когда я подходила.
– А что потом?
– Если ты найдёшь подсказку, то я всё ещё буду на этом месте.
Он отвернулся от меня и полез в палатку. Костёр мигнул пару раз и потух, будто конфорка гигантской газовой плиты.
– Аудиенция окончена, король устал, – пробормотала я и тоже поднялась, прихватив флягу, которую мне дал отшельник.
И хотя разговор оставил тягостное впечатление, но кое-что он действительно прояснил. И не только о тресго.
Та, что должна была
Я стояла перед кладбищем. Отличное направление мне выдали. Шикарное! Оставалось надеяться, что это не такая вот своеобразная метафора – мол, девочка, время твоё подошло к концу, так что шла бы ты помирать спокойно.
Кованая ограда местами была отполирована не то прикосновением рук, не то песком и ветром, из-за чего из-под серого металла проступали золотистые блестящие участки. Калитка для входа отсутствовала, вместо неё – широкая арка. И напрасно я искала какую-нибудь надпись, даже банальное: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Те, кто создал это место, предпочли обойтись без лишних слов.
Сразу за входом начиналась тропинка, петляющая между рядами могил и надгробных плит. На каждой имена, фамилии, годы жизни и несколько фраз от родственников и их близких. Ровное однообразие чьих-то ушедших жизней.
До сегодняшнего дня я была на кладбище раза два. Один, когда ещё совсем маленькая поехала в деревню с бабушкой, чтобы навестить там могилу кого-то из её родственников. Меня, как я сейчас понимаю, взяли с собой, чтобы родители смогли просто побыть вдвоём. Ну и родственникам показать, куда уж без этого.
Мы ехали на поезде почти сутки, потом бабушкин двоюродный брат позволил мне кормить корову с рук, а на следующий день мы блуждали среди заболоченной местности по высокой траве и грязи на пути к кладбищу. Чтобы меня как-то подбодрить, бабушка подсовывала пряники, а я вовсе и не была расстроенной – мне казалось всё интересным. Хотя пряники, разумеется, с удовольствием ела.
Второй раз вышел куда печальней. Настоящая смерть близкого человека. Автобус, полный печальных людей, слёзы, прощания, плач. Очень тягостное впечатление, хотя ему и не удалось полностью перешибить воспоминание детства. Просто я в тот момент окончательно поняла, что больно только поначалу. А потом ты учишься жить дальше, пусть тебе и приходится продираться через заболоченную местность и грязь.
Тем временем тропинка петляла, проходя от края до края кладбища и возвращаясь почти на исходную позицию, чтобы потом снова двинуться в противоположном направлении. И хотя казалось, что проще пойти прямо по земле – расстояние между могилами позволяло, – я всё равно не сходила с дорожки. Не знаю, кто её протоптал и когда, но я предпочитала без лишней нужды не нарушать здешних правил.
Чем дальше продолжался путь, тем больше росли мои сомнения. Маленькое с виду кладбище вдруг превратилось в гигантскую равнину. Словно бывшее поле битвы, на котором погибших схоронили не в братской могиле, а каждому выделили свой персональный угол.
Но я всё же нашла подсказку. Почти в самом конце тропы, рядом с тем местом, где она упиралась в ограду. Поначалу я и не подумала, что набрела наконец-то на нужное место, но спустя несколько секунд до меня дошёл смысл надписи на могиле:
1920 – 20..
Лурдес Камачо Кастельянос
От сына Федерико, которого она безуспешно пыталась научить любви. Прости меня, мама.
– Где твоя любовь, Федерико? – пробормотала я машинально.
В горле застыл комок, который никак не удавалось сглотнуть. Я вспомнила о фляге отшельника, но вода будто просачивалась сквозь комок, и он по-прежнему мешал в горле. Отвратительное ощущение, но я даже в какой-то мере ему радовалась. Такое простое физиологическое чувство, которое спасало от мыслей, стоявших на пороге сознания. Они стучались, ломились, практически вышибали дверь тараном, но я их не пускала.
Сделав несколько шагов, я увидела вторую могилу:
1912 – 20..
Рикардо Наранхо Миранда
Всю свою жизнь он провёл в заточении в своей башне, а когда мы хотели его вызволить, он ушёл от нас.
– Его унесла черепаха, – сказала я.
