Наконец ей удалось отрыть ларец, подаренный отшельником. Открыв его, Кристина надела амулет в форме сердца – настоящего, человеческого, а не того, как его рисуют книги. Зелёный камень светился на шее, а Кристина стояла на обрыве, смотря на Эль Пунто.
Так простояла она день, и солнце осушило кожу. Так простояла ночь, и пролившийся дождь вымочил ее до нитки. На второй день налетевший ветер запачкал её пылью. На вторую же ночь у подножия холма показался Рамон. Пробыв там около получаса, он, покачав головой, двинулся назад в город. Не сделал попыток подняться, переубедить, спасти или извиниться. Просто ушёл из её жизни. Теперь уже навсегда.
Амулет в форме сердце прожёг грудь. Опустив взгляд, Кристина увидела, что кровь стала чернильно-чёрной, а внутренности опалены огнём. И ничего более не было в душе – ни сожаления, ни страха, ни обиды.
За спиной послышались шаги, и Кристина повернулась. И те, кого она увидела, заставили с новой силой забиться пока ещё живое сердце.
Одна из пришедших была розовокожей блондинкой с карими глазами и лёгкой полуулыбкой. Вторая – голубоглазой брюнеткой, хищной и грациозной. Две судьбы Рамона, два его проклятия.
– Теперь я узнала, – сказала она. – Вы затуманили мне разум мерным повествованием, но я узнала. Вы выросли, но я всё равно теперь понимаю, кто вы.
– Ты мало что понимаешь, – сказала Мария. – Но уже больше, чем ранее.
– Зачем это всё происходит? – спросила Кристина.
– Ты нам скажешь, – Хуана послала ей воздушный поцелуй.
Он коснулся лица, принеся с собой ощущение прохлады и вдохнув капельку жизни. Протянув руку, Кристина сорвала амулет с цепочки и с силой вдавила его в грудь.
Одно сердце заменило другое. Сосуды срослись с ним, и новая кровь запульсировала внутри Кристины. Дыра в груди заросла, образовав запёкшуюся корку, что была прочнее стали. Карие глаза выцвели в серость, и словно иней сковал их.
Той ночью дом Рамона сгорел дотла, а сам он замер у окна, не помышляя выпрыгнуть. Кристина в тот момент стояла рядом с ним. Гладила его по чистой и гладкой спине. Каждым касанием она выводила на этом холсте собственный лик, навсегда клеймя Рамона.
«Ты сильная», – шептал ветер чьим-то далёким голосом.
«Ты всё ближе», – отвечал огонь на свой манер.
– Этого недостаточно. Ты не она, – отзывался Рамон.
Смысл из бессмысленного
Вечером того же дня я перечитала записанное. Хотела перепроверить себя, потому что наконец-то начала нащупывать какую-то логику. Разговор с девочками-девушками продолжался из сна в сон, хотя они мало чем походили друг на друга – что по сюжету, что по настроению. При этом прослеживалась определённая связь с происходящим в реальности. В первом сне – успеть на собеседование, во втором – тиран, в третьем – кто-то переделывает кого-то. Но это всё меня не смущало, а казалось естественным. Странными были только место действия и некоторые из героев.
Поиск смысла происходящего во сне не отпускал меня ещё несколько дней. Я размышляла над ним, обрабатывая фотографии, а потом вдруг обнаруживала, что вопреки логике и требованиям выкручиваю контраст и играю с цветами так, чтобы превратить солнечный дом в афишу к фильмам ужасов.
Внезапно вспоминала слова девочек-девушек в тот момент, когда готовила яичную лапшу, начинала проговаривать их внутри себя и приходила в сознание уже к тому времени, когда еда оказывалась безнадёжно испорчена. Стоило мне достать любую книгу, как начинало казаться, будто написанные слова выделяются полужирным, складываясь в знакомую уже фразу: «Ты нам скажешь». В компании с Евгенией я просидела несколько часов неподвижно, погружённая в саму себя, так что мне просто посоветовали в другой раз остаться дома, чтобы не портить настроение окружающим.
Не злобно посоветовали, а очень даже вежливо и спокойно. Намекнули и тут же увели разговор в сторону. Я не обиделась, а просто кивнула – безусловно, то была правда, против которой, как известно, воевать трудно.
Но что было правдой в моих снах? Что из нашего диалога с девочками-девушками имело первостепенное значение? Я не знала и всё подбирала слова, которые мне требовалось сказать. Произошедшее во сне казалось мне важнее, чем окружавшее в реальности. Тем более что там ничего и не происходило особо. Фотографии я отдала Марине, перепроверив лишний раз, что туда не затесалось ещё что-нибудь странное, а больше работы не предвиделось.
Наступили дни, когда я не знала, чем себя занять. То сидела за компьютером, листая сайты и не вдумываясь в их содержимое. То ходила по офису и заглядывала к людям в кабинеты, просто чтобы поболтать. В какой-то момент это всем надоело, так что меня посадили делать стенд для охраны труда. Мероприятие, от которого веяло школьным временем стенгазет, агитплакатов, классных уголков и прочих попыток сделать мир лучше с помощью ватмана и красок.
Здесь, к счастью, рисовать ничего не понадобилось. Лишь пересортировать имеющиеся документы, отобрать устаревшие и расположить оставшиеся так, чтобы любой желающий мог подойти к стенду и ознакомиться.
На моей памяти никто этого не делал, так что я сомневалась в практической ценности своей работы. Скорее всего, действительно наказание за то, что хожу и всех отвлекаю. И даже фраза Ивана Александровича: «Летом опять инспектора попрут, как мухи» – не воодушевила и не убедила. Хотя и развеселила на какое-то время.
Мне нравилось представлять инспекторов по охране труда, слетающихся на стенд. Как они бродят по нему с невозмутимым видом, потирают лапки и водят хоботками по листам бумаги. Как они вычитывают правила оказания первой медицинской помощи и три основных закона безопасности для тех, кто работает в офисе.
Этот лист, к слову, мне отчего-то нравился. Он прятался в глубине документов и словно просился, чтобы с ним сделали что-нибудь эдакое. А мне до ужаса требовалось что-то такое, что избавит меня от поиска злосчастного смысла! От попытки разгадать ответ на вопрос «Зачем всё это происходит?», который я сама же и задала во сне. В этом деле могла помочь только какая-нибудь другая идея, которая будет настолько сильной и захватывающей, что ни на что больше не останется сил.
Потому-то я сконцентрировалась на задуманной шалости, не оставляя себе путей к отступлению. Возилась со стендом до самого вечера. И тогда, убедившись, что идея не исчезла из головы, прибежала к себе за компьютер и быстро-быстро набрала:
«Я передвигаюсь по коридорам не бегом. Тот, кто бегает по коридорам, забыл правила по охране труда. Я хожу шагом.
Я принимаю пищу не на рабочем месте. Тот, кто ест за компьютером, забыл правила по охране труда. Я ем в специально отведённых местах.
Я работаю не на износ. Тот, кто не делает перерывов в работе, забыл правила по охране труда. Я встаю и разминаюсь».
Распечатала, сунула в стопку однотипных листов с инструкциями, регламентами и положениями и почувствовала – отпустило.
